Скрытый террор

Во всех латиноамериканских странах, и особенно в Бразилии, полицейские испытывали своего рода комплекс неполноценности. Платили им мало, семейственность и кумовство были само собой разумевшимися явлениями, а о престижности работы никто и не думал. Молодые бразильцы в Белу-Оризопти шутили: если ты недостаточно проворен чтобы играть в футбол, недостаточно умен, чтобы поступить в университет, и недостаточно красив, чтобы играть в рок-группе, ты всегда можешь пойти в полицейские.

Бразильские чиновники признавали, что их полицейские не блистали особым умением и сноровкой, и все же они не могли удержаться от того, чтобы лишний раз не подразнигь этих всесильных североамериканцев, приехавших сюда повышать эффективность их работы. Иногда даже казалось, что не бразильцы, а американские советники выступают в роли учеников, поскольку их беспрестанно сравнивали и оценивали, используя при этом бразильские мерки. Какие же они все-таки? Требовательные? Мягкие? Умные? Скромные? Через несколько лет тысячи молодых лейтенантов и капитанов из США столкнутся с той же проблемой в Южном Вьетнаме.

Джек Гоин предупредил Митрионе, что не исключено вежливое подтрунивание над ним. Во избежание грубых промахов и просчетов все официальные переговоры Митрионе вел через переводчика, 19-летнего студента Рикарда Педро Нойберта. Тому все нравилось в семье Митрионе, особенно две его юные дочки, но он знал свое место и никогда даже не пытался познакомиться с ними поближе.

В новом доме Митрионе жизнь била ключом, и туда частенько захаживали молодые бразильцы. Поначалу они не замечали ничего, кроме мощной фигуры Митрионе и его огромных сигар, и поэтому называли его «шефом мафии». Познакомившись с ним поближе, они перестали его бояться и зачастили в дом чуть ли не каждый день.

Этот чистенький и приятный на вид домик в старом районе Белу-Оризонти подыскал для них Рикард. Двор был окружен низкой стенкой с железным ограждением, которое, впрочем, было всего лишь украшением. Лишь немногие бразильцы знали, что к ним в город прибыл шеф полиции из Штатов. Те же, кто это знал, относились к нему чрезвычайно дружелюбно.

Дом стоял у подножия холма и был облицован голубой и кремовой плиткой. К нему примыкал маленький дворик. Вся семья разместилась в четырех спальнях. Две другие комнаты были выделены для прислуги. К дому вела дорога из брусчатки. Рядом с ним росли три тюльпанных дерева и одно манговое. Вокруг было много ярко-красных и розовых цветов.

И все же Ханка не всем была довольна. Мясо ей приходилось покупать в лавке, где санитарные условия не отвечали требованиям американской домохозяйки со Среднего Запада. К тому же и питьевую воду приходилось ежедневно пропускать через угольный фильтр, что было весьма обременительно. Свое недовольство она частенько высказывала вслух. Бразильцам, свято верившим, что мир и покой должны цениться превыше всего, все ее жалобы казались странными и непонятными. Они считали, что Митрионе был с ней чересчур терпелив. Лишь однажды кто-то услышал, как тот с досадой сказал: «В Штатах я не смог бы зарабатывать пятнадцать тысяч долларов в год, и у тебя не было бы двух служанок! А здесь, в Белу, у нас все это есть!»

На службе у Митрионе было все в порядке. Обязанности свои он знал четко: помогать полиции штата Минас-Жерапс проводить расследование на более высоком техническом уровне, улучшать связи внутри штата и создать новую районную полицейскую школу.

В Бразилии с ее богатой историей военных переворотов гражданская полиция находилась под контролем армии. Военная же полиция на деле, возможно, и была самой обыкновенной полицией, следившей за общественным порядком, но командовал ею человек, назначаемый по политическим соображениям (обычно это был кадровый армейский полковник).

У себя на родине Митрионе видел, к чему привел жесткий контроль над полицией со стороны республиканской партии. Поэтому здесь, в Бразилии он открыто заявлял, что полицейские не должны принадлежать ни к одной политической партии, и долго объяснял своим бразильским коллегам преимущества беспристрастного отношения полицейских к охране законности и порядка. Его слушатели всей душой были за этот идеал, но никак не могли понять, какнм образом все эти проповеди Митрионе можно было практически применить в условиях Белу-Оризонти.

Да и сам Митрионе не всегда поступал сообразно таким высоким стандартам. В полицейской лаборатории химиком работал бразилец, который официально не состоял ни в одной организации социалистического толка, но считал, что справедливый социальный строй в Бразилии возможен лишь в том случае, если будут коренным образом перераспределены национальные богатства. Беседы с этим человеком неизменно выводили Митрионе из себя. Хотя он и научился сдерживать свой буйный темперамент, вернувшись к себе в контору, Митрионе снова и снова возвращался к их последнему разговору и жаловался Рикардо Нойберту: «Этот человек просто невозможен! Он же все выворачивает наизнанку! Он и думает наоборот!»