– Он впереди меня, – сказал я. – Едет на высокой скорости, потом оборачивается, чтобы проверить, еду ли я за ним, а потом перед ним возникает дерево, и он теряет ту долю секунды, которой хватило бы, чтобы избежать…
– Но вас там не было?
– Нет, но я катался с ним наперегонки сотни раз, он всегда так ехал.
– Хорошо, допустим, это действительно так и произошло, хотя вы этого и не знаете. Если бы вы ехали за ним, сзади, как бы это изменило ход событий?
Я в своих мыслях никогда не заходил дальше этого взгляда, дерева, панического страха.
У меня не было ответа на ее вопрос.
Мы сидели молча, кажется, целую вечность.
– Травма, которую получил Росс, – наконец сказала она. – Вы могли бы помочь ему в таком состоянии, если бы оказались рядом?
– Нет.
– Даже будь вы врачом «Скорой помощи»?
Я улыбнулся. Неужели именно поэтому я и выбрал специальность врача «Скорой помощи»?
– Нет. Его мозг был травмирован необратимо.
– И тем не менее вы все равно считаете, что каким-то образом виноваты в его смерти?
– Мне нужно было находиться рядом с ним!
– Почему? Вы знали, что это опасно, и пытались его остановить.
И неожиданно для себя я произнес:
– Может быть, я не слишком настойчиво пытался его отговорить…
Я дал себе слово никогда не говорить этого. Ни родителям, ни спасателям, ни полиции. Я должен был постараться его остановить. Но я просто ушел.
Глаза наполнились слезами. Дороти дала мне выплакаться.
– И какое у вас было чувство, когда вы ушли от него? – мягко спросила она.
– Облегчение, – высморкавшись, сказал я. – Как будто мне стало все равно, что он обо мне думает, любит меня или ненавидит.
– И вы оставили его, зная, что теперь он не властен над вами?
– Да. – Я снова заплакал.
– И считаете, что поэтому все и произошло?
Когда она сказала это вслух, я понял, какая это глупость.
– Вам стало легче от того, что умер брат? – спросила она. – Вы почувствовали облегчение, что теперь его издевательства над вами прекратятся?
– Кажется, я вообще ничего не чувствовал. Я как будто умер внутри, лишь иногда у меня возникала паника, страх. Но не облегчение, нет, – сказал я.
– Потому что издевательства не прекратились, да? – спросила она. – Вы так привыкли к тому, что вас унижают, что даже без него издевательства и унижения в вашей жизни не прекратились.
Как она одной фразой смогла описать шестнадцать лет моей жизни?
Когда я рассказал Нэш о том, что случилось с Россом, она уговорила меня пойти к психотерапевту.
– У меня в третьем сезоне был пациент с похожим случаем, – сказала она. – Уверена, что у тебя посттравматический синдром.
– И почему за все годы учебы на медицинском эта мысль ни разу не приходила мне в голову?
– Может быть, потому, что ты никому не рассказывал о том, что случилось? – предположила Нэш.
Мы выпивали в ее закрытом клубе. Не в том, куда Шарлотта привела меня в ту злополучную ночь 2001 года, но в подобном – закрытом дорогом заведении с эксклюзивным членством, на Шафтсбери-авеню.
– Здесь я готова временно отказаться от требования равных прав для всех слоев общества, – легкомысленно сообщила мне Нэш, опередив мои саркастические насмешки.
За зданием клуба был один из тех потайных внутренних зеленых скверов, которые встречаются иногда в самых неожиданных местах. Нэш была убежденной курильщицей. Я же все еще делал вид, что не курю, однако периодически покупал себе пачку. Зажигая сигарету, я делал пару затяжек и тушил ее, затаптывая каблуком. Мы стояли на террасе в дружелюбной тишине, словно не желая переходить к следующей теме.
Наконец Нэш проговорила:
– Ты знаешь, что всегда мне нравился.
– А ты мне, – сказал я.
– Но ты, конечно, не хочешь стать жертвой моей страстной и разрушительной любви? – спросила она.
Где-то в животе у меня зародился страх, потом он поднялся к горлу и, наконец, поглотил меня целиком. Нэш была моей опорой с тех пор, как уехали девочки. Она давала мне деньги взаймы, чтобы я смог окончить интернатуру. Помогала пережить первые недели на новой работе, сочувствуя, когда я рассказывал ей, как сложно обнаружить тромб и как ужасно выглядят жертвы кислотных ожогов. В ее телесериале про «Скорую помощь» было достаточно таких эпизодов. Нэш знала меня как облупленного, а я знал ее. Но я знал, что отношений у нас с ней не получится – с ней или пан, или пропал, среднего не дано.
И мне бы хотелось сказать: «Прошу, останься моим другом!»
Но она была смелее меня и задала вопрос напрямую. И я должен был набраться храбрости и так же честно и прямо ей ответить.
– Нет, – сказал я. – Извини.
Нэш была не из тех, с кем можно было ходить вокруг да около и говорить «я не готов» или «ты – такая замечательная, но…». Она бы этого не потерпела.
Наступила долгая, пустая тишина. Потом она осушила бокал и аккуратно поставила его на стол. Я был уверен, что сейчас она встанет и уйдет и я больше никогда ее не увижу. Но вместо этого она спокойно зажгла еще одну сигарету.
– Ну что ж, вопрос можно считать закрытым, – сказала она, выдохнув соблазнительно пахнувшее облачко дыма.