Читаем Скучаю по тебе полностью

– Я бы с удовольствием тебя нарисовал.

– Ты рисуешь? – Она смотрит на меня скептически.

– Немного.

– Сколько в тебе талантов! – говорит она. – И готовишь, и рисуешь! Гус, ты бы здесь заработал целое состояние! Тебе надо переехать в Италию, открыть ресторан и рисовать там портреты своих посетителей, как Ван Гог. В Королевской академии художеств была выставка его писем, видел? Ну, конечно, Ван Гог не готовил еду, но он рисовал посетителей питейных заведений. Классный получился бы телесериал, как думаешь? Можно было бы назвать его «Искусство в итальянской кухне», ой, или такой сериал уже есть?

На Понте-Веккьо играет кларнетист, весь проход запружен туристами.

– Давай сделаем селфи, – говорит Тесс. – Отправим его Долл и посмотрим, догадается ли она, кто ты!

Она обнимает меня одной рукой, приближает лицо к моему и вытягивает руку с телефоном как можно дальше.

– Скажи «сыр»!

– Формаджио!

На фото у нас закрыты глаза от смеха, так что приходится сделать еще кадр, и пока мы его смотрим, ее рука остается у меня на спине. Когда мы поднимаем глаза от экрана, наши взгляды встречаются, и мне безумно хочется ее поцеловать.

– Как думаешь, еще не пора? – спрашивает она.

– Не пора что?

– Съесть следующую порцию джелато!

Мне нравится, что она сказала «следующую», как будто у нас впереди еще целый вечер для поедания мороженого.

Я застываю как вкопанный.

– Что такое? – спрашивает она.

– Я должен был вернуться и приготовить ужин!

Тесс смотрит на часы.

– А я только что опоздала на микроавтобус!

– Так, – говорю я, – у нас есть два варианта. Вариант А: мы берем такси, едем на Пьяццале-Микеланджело и мчимся, как бешеные итальянцы, на виллу, чтобы все равно опоздать к ужину. И вариант Б: мы неспешно проводим вечер в городе…

Вокруг нас щелкают затворы камер и кликают телефоны, этот момент будет запечатлен на заднем плане сотен публикаций в Инстаграме.

– Наверное, надо им хотя бы дать знать, где мы, – говорит Тесс.

Мое секундное разочарование от того, что она не выбрала план Б, сменяется радостью, когда я понимаю, что именно этот вариант она и выбрала.

Я провожу сложные переговоры с Лукрецией, делаю вид, что почти не понимаю ее английского, и, когда кладу трубку, Тесс взволнованно смотрит на меня.

– Шефиня – придурочная, – говорю я. – Видите ли, группа истории искусств не собирается ждать целый час в автобусе при такой жаре. Все интересуются нашей безопасностью… однако… мы заплатили деньги…

– …и можем делать что хотим! – заканчивает Тесс. – В конце концов, у нас же отпуск!

Как я понял, Долл была бы очень рада узнать, что мы сидим на Пьяцца-Синьория и пьем коктейли «Апероль Шприц».

– Она говорит, все вкуснее, если стоит дороже, – говорит Тесс.

Мы отправляем Долл еще одно селфи, за столиком в кафе. Я пытаюсь представить эту женщину, мнением которой так дорожит Тесс, но совершенно не могу ее вспомнить. Надеюсь, я ей понравлюсь на тех фото, что мы ей высылаем.

– Знаешь, – говорю я и делаю глоток коктейля. – А ведь твоя Долл права!

Тесс легко рассмешить, но всякий раз ее улыбка радует меня, как неожиданный подарок.

Мне все время хочется ей сказать: «Ты невероятно шикарная!» Приходится осаждать себя и напоминать, что я не подросток, а взрослый мужчина тридцати четырех лет.

– У тебя есть карандаш? – спрашиваю я.

Она роется в сумочке и достает огрызок карандаша. Я беру салфетку и начинаю рисовать.

Тесс проводит руками по кудряшкам и пытается придать лицу серьезное выражение.

Кажется, я не могу поймать ее. Я помню, как рисовал Люси, словно куклу, выражение лица которой не меняется, но суть прелести Тесс – в ее живости. Вот почему она плохо получается на фото. Камера врет. Она просто не может ее поймать.

– Не шевелись! – приказываю я.

Наверное, мой «родительский» тон заставляет ее спросить меня:

– Ты женат?

– Нет, – говорю я и потом, не желая прикрываться полуправдой, добавляю: – Я разведен. Моя бывшая живет в Женеве с моими двумя дочерьми. Это долгая история.

– Ой, прости, – говорит Тесс, берет свой бокал с оранжевым коктейлем и отпивает немного через соломинку.

– А ты?

– Я? Нет, не замужем. Тут как раз история короткая. – Она наклоняется через стол, чтобы посмотреть, как получается рисунок. – Я что, такая?

– Не совсем.

– Говорила же, что не получаюсь! – восклицает она. – Можно я себе оставлю?

– Конечно!

– Я положу его в записную книжку. А то непременно кончится тем, что я, роясь в сумке в поисках салфетки, достану эту и высморкаюсь в нее!

Она аккуратно кладет салфетку между страницами записной книжки.

– Что ты пишешь? – спрашиваю я.

– Так, что-то вроде мемуаров. Но, кажется, работа застопорилась.

– У тебя есть крайний срок, чтобы закончить книгу?

– Да нет, в общем-то, – говорит она, потом извиняется и выходит в туалет.

Я смотрю, как она идет между столами, наклоняя голову, когда проходит под желтыми зонтиками.

Я подзываю официанта и прошу его порекомендовать мне хороший ресторан, пытаясь изобразить заговорщический тон, но получается какая-то развязность плутоватого персонажа из «Крестного отца»:

– Una persona molto importante, capise?[31]

Перейти на страницу:

Все книги серии TopBook

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии