Мой обычный маршрут – а иметь обычный маршрут очень важно, чтобы медитативный вакуум в голове, возникающий во время бега, не прерывался необходимостью думать, куда бежать, – вел меня через закопченные улицы Камдена, к воротам в тихий райский Риджентс-парк. Зимой траву покрывал иней, а небо розовело в лучах восходящего солнца, тонкие силуэты деревьев виднелись через пар моего дыхания, и все вокруг напоминало картину какого-нибудь импрессиониста. Весной я начинал замечать небольшие детали, придававшие изящество ландшафту: каменные вазы-клумбы с шапкой тюльпанов в Итальянском саду на Юстон-роуд, восковые лепестки цветущей магнолии. Летом розы обильно заполняли перголы на Иннер-серкл, где мой маршрут делал поворот и выводил меня на длинную прямую дорогу через поля, мимо вольеры жирафов зоопарка, через канал и обратно, через нижний склон Примроуз-Хилл.
В солнечную погоду владельцы кафе начинали выставлять столики на широкую извилистую улицу, которая вела меня на железнодорожный мост. Это был один из новых фешенебельных районов, где традиционный бизнес не мог конкурировать с высоким спросом на кофе и вкусную еду. В течение года я видел, как закрылась прачечная самообслуживания и на ее месте после ремонта открылось итальянское кафе.
Однажды владелец, который почти весь ремонт делал собственными руками, стоя на стремянке, тщился выровнять вывеску, когда я пробегал мимо. Я остановился и предложил помочь. С тех пор мы регулярно обменивались итальянским приветствием «Бонджорно!», когда он писал меню дня на черной доске у входа в кафе. В меню были простые блюда – полента с трюфелями, колбаса сальсичча с фенхелем, мороженое «гранат с миндалем», но от запахов, идущих с кухни, рот наполнялся слюной.
В тот день, когда на двери кафе появилось объявление «Требуется официант», я, как обычно, пробежал мимо, потом остановился и повернул обратно. Сальваторе дал мне испытательный срок – один вечер – и в конце дня, расплачиваясь за отработанные мной часы, предложил работу. Кажется, я даже первой успешной сессией не гордился так, как тем, что он принял меня на работу.
– Так ты летом в Лондоне останешься? – спросил Маркус.
– Да, планирую.
Квартира, которую нашла для нас Люси, освобождалась уже в конце этого учебного года, и теперь, когда у меня появилась работа, я мог вовсе не ехать домой на каникулы.
– А как родители?
– Наверное, нормально.
Я звонил домой раз в две недели. С тех пор как я навещал родителей в последний раз, отец поменял плитку в прихожей и установил сигнализацию с датчиками движения. Подозреваю, что и то и другое было затеяно исключительно для того, чтобы не думать о более сложных проблемах. Мама же увлеклась шитьем лоскутных одеял. Когда они спрашивали, все ли у меня в порядке, я отвечал утвердительно. Я не знал, чем могу порадовать их, кроме как получив диплом врача. Мой портрет в квадратной академической шапочке, поставленный на каминной полке, мог стать для них поводом похвастаться сыном перед друзьями. Будь я сам по себе, наверняка бы уже сломался под тяжестью непосильного груза наук, но Люси всегда следила за тем, чтобы работы я сдавал вовремя, а мои курсовые и итоговые документы были в полном порядке.
– Не надо писать философских трактатов вместо профессионального эссе, – сказала она. – Преподавателям всего лишь нужно понимать, по каким предметам ты можешь добиться лучших результатов. Твоя работа в будущем – лечить людей, а не менять их жизнь.
– Ну а какие у тебя планы на будущее? – спросил я Маркуса.
– Да вот, думал отправиться в путешествие на каникулы, – пожал он плечами, и я понял, что именно по этой причине он ко мне и приехал. На мгновение я подумал, что здорово было бы вернуться в Италию и все-таки отправиться в путешествие с ним вдвоем, как мы планировали в прошлом году. Но здравый смысл и необходимость самому зарабатывать деньги на жизнь отрезвили меня. Хотя родители ни разу не заикнулись о том, сколько стоит им мое образование, я решил для себя, что буду стараться стать независимым от них финансово, насколько это было возможно.
Провожая Маркуса на вокзале Паддингтон, Люси обняла его на прощание. И когда он обернулся ко мне, чтобы пожать руку, как это принято у мужчин, я немного пожалел, что в мужской среде не принято обниматься. Конечно, в университете у меня появились новые друзья – Тоби, например, хотя с тех пор, как мы съехались с Люси, мы с ним стали реже видеться. Джонатан – тот серьезный парень, с которым мы познакомились в день собеседования, – мы с ним иногда ходили в бар пропустить по стаканчику, но редко, когда он не был занят игрой в шахматы. Но никто из них не знал меня так, как Маркус. Нэш была, пожалуй, моим самым близким другом, но Люси нервничала, когда я с ней проводил время. Самое критическое замечание, которое при этом Люси позволила себе в ее адрес, было то, что «Нэш уж слишком заметная». Нэш, напротив, не сдерживала себя, особенно в подпитии, и обвиняла меня в том, что я выбрал девушку, которая никак не усложняла мне жизнь, на что я обычно отвечал:
– А что в этом плохого?