Скучные люди

Здесь, следовательно, идет речь о меланхоликах другого разбора. К вам является господин очень чисто одетый, очень скромного, тихого вида; он вяло раскланивается, вяло опускается в кресло, начинает вертеть шляпу между коленями и молчит; молчит час, другой, третий, изредка разве, и то весьма лаконически, отвечая на вопросы и скрепляя слова свои грустной улыбкой. – "Что с вами, спрашиваете вы: – вы нездоровы?..." – "Нет-с, ничего... я так!..." – и снова молчание. На другой день господин снова является, снова садится в кресло и снова молчит; на третий день тоже. – "Что за черт! думаете вы: – чего же ему от меня надо?..." Ему ничего от вас не надо; но вам его представили, вы случайно с ним познакомились, и он считает своим долгом посещать вас, посидеть час-другой на вашем кресле. Быть может кресло ему понравилось, быть может, вы сами; меланхолик никому не говорит об этом. Как только меланхолик пускается в объяснения, он получает название плаксы. – "Боже мой, что с вами?!." восклицаете вы, пораженные глубоким унынием, написанным в чертах N*. – "Ничего, возражает протяжно заунывным голосом N*: – ничего... так, знаете ли... грустно как-то!..." – "Но отчего же грустно?" – "Так, знаете ли... Когда посмотришь на жизнь... подумаешь обо всем этом..." – "Ну так что ж?" – "Невольно уже тогда как-то грустно делается..." Другого объяснения не ждите. Замечательнее всего, что плаксы-меланхолики посещают всевозможные гулянья, собрания, театры; вы всегда найдете их там, где происходит веселье; какая у них цель при этом – неизвестно. Встретьте плаксу на иллюминации; заметьте ему, что лицо его кажется вам унылым, расстроенным и спросите, почему так? – "Чему же веселиться? возразит он. – Боже мой, неужто вы веселы! Подумайте только! сколько все эти шкалики[28], вся эта иллюминация стоит денег! сколько труда! суета!... и к чему все это?... К чему!... Для одного мига! для одного часа!..." В саду на Минеральных водах плакса прогуливается, как бы замышляя самоубийство: "Чему беснуется вся эта толпа? говорит он, распуская нюни: – взгляните, стеклась она сюда со всех концов Петербурга; суетится, скачет, прыгает... Что могло привлечь ее сюда? Что?..." – "Но сами-то вы зачем приехали?" – "Так, знаете ли, грустно как-то было... взял да и поехал..." Плакса не пропускает ни одной аллеи публичного сада, ни одного закоулка; он останавливается перед каждым балаганом, каждым зрелищем, каждым оркестром; но лицо его остается неизменно расстроенным и как бы всегда сказать хочет: – "Боже, что за пустота! и это называется у них весельем!!.."

Говоря о скучных людях из породы плаксивых, мы не ошибемся, кажется, если присоединим к ним мнимых больных, людей, наводящих нестерпимую скуку жалобами о своем животе, колотьях и нервическом расстройстве.

Мнимый больной тот же лгун, но только лгун с убеждением; лгун тем более несносный, что предмет его лжи уже сам по себе не имеет ничего занимательного. И наконец, какое вам дело до его убеждений? – вы их не разделяете; питаете даже в душе вашей твердую уверенность, что они ни на чем не основаны. Но жалобы мнимого больного занимают может быть последнюю роль в той скуке, которую он на вас наводит. Нет существа более пристрастного, более близорукого в отношении к самому себе, как мнимый больной; ничтожнейшему из них кажется непременно, что внимание целого мира должно быть устремлено на его печень и легкие; он возмущается, когда не падаете вы в кресло и не приходите в ужас, слушая рассказ о колотье в боку, или остаетесь равнодушны при известии, что он дурно спал вчерашнюю ночь. Вместе с тем, мнимый больной сам приходит в ужас и падает в кресло, когда делаете вы замечание о цвете его лица, прыщик на носу и тому подобное. Скучнее всего, что мнимый больной жалуется всегда почти на ту часть своего организма, которая более всего здорова.

Один жалуется на боль и слабость в ногах, говорит, что не может иначе прогуливаться, как в карете; а между тем, смотришь, он ежедневно делает десять верст бегая вокруг бильярда. У другого ежедневно являются припадки холеры; он вечно в какой-то тревоге, вечно рассказывает историю о том, что желудок его не варит вот уже скоро пять лет; а между тем, не видали вы еще человека, который так страшно пугал бы вас своим обжорством: за завтраком съедает он две котлетки, фунт сливочного масла и полную тарелку жареных грибов!

Верьте им после этого и не смейтесь над ними!

Между плаксами и меланхоликами остается еще большой пробел: мы ничего не сказали о мнительных канючках, попрошайках, постных рожах, и еще многих других; но всего не усмотришь, не перескажешь. Перейдем к чувствительным и сентиментальным.