Скука прекрасной Бурруджун

"Ведь я думала, что сердце мое молчит и уже не заговорит никогда", — удивленно думала девушка, прижав руку к груди, где оно заполошно и непривычно быстро билось. Как чудно и странно оборачивается порой жизнь.

Платье красавицы Аль-наан-Рада.

Для Бурруджун так и осталось загадкой, почему из всех признанных красавиц он выбрал именно ее.

Впрочем, эта загадка мучила и многих придворных дам. Мона-дар-Ушшада, которой предстояло стать старшей дамой в свите будущей правительницы, про себя называла Бурруджун не иначе как "эта рыба", имея в виду ее холодность и неизменное спокойствие. Дама неустанно отмечала малейшие промахи будущей прекрасной госпожи, ее непривычку к сложным нарядам и прическам, отсутствие тонкости и изящества в некоторых повседневных делах и нелюбовь к праздному времяпрепровождению, да к тому же абсолютное неумение складывать стихи. Хотя Бурруджун музицировала довольно сносно, и также рисовала тушью, делала она это без удовольствия.

Правда, все знали, что правитель Шашатана и сам, хотя был обучен всему тому, что должен был знать любой придворный, являлся больше воином и правителем, чем тонким ценителем искусств.

Бурруджун не была воспитана придворной дамой, и ее манеры, хоть и безупречные для аристократки, никогда не выезжавшей за пределы города, во дворце многим казались грубоватыми.

Сердце Моны-дар-Ушшада точила ревность, ибо она и сама бы желала занять место правительницы Лазоревого края и принимать все почести. Девушка считала, что в драгоценном уборе она бы смотрелась гораздо лучше. Ревность довольно быстро сменилась злобой. Ей без труда удалось настроить многих дам из свиты Бурруджун против будущей госпожи, ибо последняя в силу своего характера не сразу располагала к себе, и многим показались слишком высокомерными ее неизменно вежливые манеры и ровное отношение ко всем. Поэтому зачастую Бурруджун сталкивалась с мелкими неприятностями вроде случайно пролитых чернил на ее письменном приборе, поломанных гребней, нерасторопности служанок, науськанных дамами.

Бурруджун и тут проявляла прискорбную душевную черствость. Она посылала за новыми гребнями, приказывала вычистить все следы чернил, делала выговоры служанкам, назначала им соответствующие им наказания и даже не думала плакать тайком и болеть от страданий.

Настолько Мона-дар-Ушшада возненавидела будущую госпожу, что решилась на очень неприятное дело, подбив на это также некоторых дам.

Правитель Шашатана прислал множество подарков своей невесте, и среди них было драгоценное одеяние, принадлежавшее некогда бабушке правителя, знаменитой красавице Аль-наан-Рада. Парчовый наряд цвета закатного неба, изукрашенный жемчужными узорами и золотой нитью, и несколько струящихся нижних шелковых платьев молочно-белого цвета лежали на специальной подставке в комнате госпожи и ждали своего часа.

Вечером накануне свадьбы Бурруджун по какой-то надобности выходила из своих покоев, а когда вернулась, невольно ахнула, увидев, что произошло. Кровь отлила от лица, и Бурруджун оперлась о стену. Шелковые платья были разбросаны по комнате, а парчовый наряд изрезан на несколько больших кусков.

Следом за ней в комнату входила Лали-наан-Шадиш. Увидев поразительную картину, девушка вскрикнула еще громче и, позабыв о нарумяненных щеках, прижала ладони ко рту, с ужасом перевела взгляд на будущую госпожу.

Та, впрочем, уже оправилась от первого потрясения, и приказав Лали-наан-Шадиш замолчать и собрать шелковые платья, быстро закрыла изрезанный наряд ширмой.

— Собери здесь всех дам, — подождав, пока девушка соберет платья и разложит их в прежнем порядке, приказала Бурруджун. — Немедленно собери и ничего не говори. Хотя… скажи, что я хочу музыку послушать, пусть принесут инструменты.

Она вздохнула, взглянув на испуганное личико Лали-наан-Шадиш, так похожей на ее младшую сводную сестру, и мирно сказала:

— Не бойся, все будет хорошо. Я все поправлю.

Спустя некоторое время дамы собрались в покоях Бурруджун. Музицировавшие дамы начали было настраивать инструменты, но будущая госпожа взмахом руки остановила их. Лали-наан-Шадиш она сказала сесть у дверей.

Сама же устроилась так, чтобы видеть их всех.

— Я собрала вас, чтобы кое-что показать, — насмешливо блестя глазами, сообщила Бурруджун. — Думаю, вам это не понравится, но постарайтесь сдержаться.

Она склонив голову внимательно изучила их, остановившись на явно возбужденной Моне-дар-Ушшада, и вздохнула. Лицо Бурруджун выглядело сочувствующим и опечаленным.

— Не хочу вас пугать, но сегодня ваши жизни висят на очень тонком волоске. Боюсь, что вы можете не пережить следующий день.

Дамы сразу прекратили обычный для них гомон и озадаченно воззрились на будущую госпожу. Бурруджун встала и отодвинула ширму, так что дамы смогли увидеть разрезанное платье. Ахи и вскрики девушка прекратила взмахом руки, нахмурившись. Она снова задвинула ширму и села на прежнее место, покойно сложив ладони на коленях.