Скульптор и Скульптура

— Всё бы так и было, — размышлял Машин отец, — но деревни опустели, в них не осталось тех, кого воспитывали. А те, кто воспитывал, спились от безделья, ибо для того, чтобы прокормить себя, в России можно и вовсе не работать.

Теперь те, кого воспитывали, жили в городах и пытались воспитывать своих детей. Но город сыграл с жителями деревни злую презлую шутку. Одно дело встать в деревне в четыре часа утра и лечь в десять вечера, и быть весь день занятым делом. Другое дело завод, фабрика. Не более восьми часов работы, а дальше? Дальше безделье.

Застойные, ставшие перестроечными, партия и правительство в стране опыта из последних сил пытались исправить огрехи предыдущего опыта, который носил разные названия: от индустриализации до коллективизации, и даже какого–то раскулачивания.

Чего только не взбрёдёт в головы хорошо просвещённым руководителям. Но застойные они были. Вот в чём была их проблема. Они полагали, что для того, чтобы народ начал шевелиться, его надо держать впроголодь. Но народ быстро нашёл калории в водке и запил в свободное от работы время. Времени свободного, надо заметить, было много по всему трудовому фронту. Тогда застойные партия и правительство решили всем дать маленько «частной» собственности в виде садов и огородов, которые ранее были обложены налогом и «раскулачены». Весь народ радостно встал «раком» на грядках по всей стране опыта.

Пить стали меньше в течение дня, но больше вечером с устатку, ибо сначала работа на благо страны опыта за кульманом или станком, затем «раком» на грядке. Тут запьёшь. «Воспитателям» такая жизнь нравилась, они считали, что таким образом помогают народу вспомнить своих раскулаченных бабушек и дедушек и их ритм жизни. По всей стране опыта расцвели очаги «городов–деревень». Всегда сладко думать, что ты не хуже своих предков, и что у тебя на грядке растёт капуста. Однако детям всеобщее ползание по грядкам уже прививалось плохо.

Большинство из них привыкло к нездоровому образу жизни. И вот, наконец, тот кто–то Плохой, кто их к этому приучил, решил задать стране опыта ритм, в котором жили его наиболее продвинутые слуги какого–то «золотого миллиарда». Для этого он детям в один из дней популярно объяснил, что первую часть лозунга «Учиться, учиться и учиться» можно считать пройденной. Все уже достаточно просвещены, чтобы забыть, как «разлагается картофель на полях», и пора переходить ко второй его части: «Настоящим образом». Учиться — настоящим образом. С образами в стране опыта было хорошо, а вот с образами — плохо. Разницу между ними почти никто не знал. И поэтому Ему было легко внушить детям, что образ — это деньги. Детишки этот образ быстренько одобрили и встали «раком» под образами, так как кто–то другой Хороший объяснил им последовательность. После столь неясных объяснений началась полная вакханалия. Плохой внушал, что деньги — это образ самоцели, Хороший, что деньги это инструмент для создания образов и только в стране опыта, ибо ничего другого здесь пока не прижилось.

Всё это Машкин отец знал. Через всё это он прошёл. Он буквально пришёл через свои тернии к своим звёздам. В нём не убили душу ни партия с правительством, ни грядки, ни образа, ни деньги. Он молился природе и ещё тому, чтобы Бог дал ему возможность слушать и воспринимать его информацию.

Бог, видимо, такую возможность ему дал, раз он бросил пить, к нему пришла женщина и теперь он воспитывал Машку. Откровение к нему пришло от анализа функции денег во время его бомжевания по шумным вокзалам. В то время деньгами для него были бутылки, которые его коллеги ласково называли «пушнина». Пустые бутылки довольно легко переводились в полные и без вмешательства денег. С закуской тоже проблем не было.

Друзья по «ущербности» рассказали ему, что чувство собственного достоинства распирает слабый человеческий мозг. Поэтому за пару пирожков он может вымыть полы в каком–нибудь вокзальном помещении или подмети привокзальную площадь или …., да мало ли всякой работы, в результате которой дворники остаются с достоинством, а бомжи с пирожками. Вот чего он не мог делать, так это красть. И не потому, что не знал как, как раз это он знал очень хорошо. Его знания в этом плане были востребованы в стране опыта. Но он не хотел красть. Ибо ему открылась разница между образами и образами.

Он смутно угадывал в лицах бомжевавших с ним мужчин и женщин черты бывших князей и графинь. Они слишком много хапнули в своё время, теперь кто–то отыгрывается на них. Справедливости ради надо заметить, что у тех, на ком отыгрывается судьба, плохо и с пирожками. Не надо было «тырить» сто — двести — тысячу лет тому назад.