Скульптор и Скульптура

— Подумаешь, «Букварь», — по–взрослому размышлял он. Буквы — это частности в сравнении с тем, что он проделал в пять лет, отправившись на поиски мамы, которая, как он слышал, работает в книжном магазине. И он её нашёл. Он шёл и просил всех прохожих подряд читать ему все надписи на зданиях.

— Подумаешь, цифры. Это вообще ерунда, — и он вспомнил, как в четыре года, важно сопя, залазил в поезд, подсаживаемый отцом, и устремлялся на поиски своего купе. Он моментально находил своё купе, папину полку и своё место на ней. У него были свои, совершенно определённые представления о назначении римских и арабских цифр.

Одним словом, с буквами и цифрами он разобрался быстро. Лучше всех стал читать и считать и…заскучал. Ибо закончилась его вольная жизнь, а школьная «неволя» ничего нового уже не давала. К однообразию он готов не был.

Мама и папа быстро заметили скуку, которая овладела их ребёнком и, не мешая ему скучать, подарили ему, торжественно подарили, несколько взрослых книг Жюля Верна, Джека Лондона и Стивенсона. При этом они сказали ему, что эти книги расширят горизонты его сознания.

Книги по форме напоминали учебники и никакого энтузиазма в Серёжке не вызывали.

Тогда на семейном совете было установлено время и место чтения книг. Был определён целый час перед сном. Книги стали читать вслух. Сначала читал папа, затем мама. Сергей был слушателем.

Хватило недели, чтобы Сергей понял, что скука явление проходящее, и что горизонты познания школой не ограничиваются. Даже наоборот школа к знаниям никакого отношения не имеет. Знания — это нечто иное. Например, войти в образ литературного героя и прожить сюжет его жизни — это значит получить знание. И он зашагал по жизни уже пройденными литературными героями путями. Пути литературных героев были абсолютно не совместимы с путями, которыми вела его школа. Школа его воспитывала, а он искал новые образы и свой путь….

Аналогии. Она

Она жила с бабушкой. Бабушка была единственным человеком, который её любил и нежно говорил ей: «Моя внученька». Она затихала на коленях у бабушки, слушая сказки.

Родители продолжали её воспитывать, чтобы она была «как все»: буквы, цифры, ремень или ругань за непослушание. Она рано озлобилась и смотрела на всех исподлобья.

Школа радости не добавила. Хотя дала возможность практически совсем перестать видеть своих родителей. А чтобы они от неё совсем отстали, она хорошо училась. Оценки в её дневнике были предметом гордости родителей и того, что они в чём–то лучше всех. Они гордились. Ей было всё равно. Бабушка умерла.

Аналогии. Он.

Он и Она ходили в одну и ту же школу, получали одни и те же знания. Он откровенно дрых на уроках, ковырял в носу, читал книги. Его никто не контролировал, никто не проверял его дневник. Ему ещё малышу объяснили, что это его жизнь, а задача мамы и папы как его родителей дать ему всё необходимое для познания той среды обитания, в которой он будет жить. В этом их ответственность перед ним.

Он успешно познавал свою среду обитания, пока не попал в школу. В школе же он сразу пришёл к неутешительному выводу о том, что в школе познают не среду его обитания, а её формы. Но как можно учиться на постоянно изменяющихся формах, не объясняя при этом, почему именно они меняются. Он как мог, сопротивлялся впихиванию себя в эти школьные формы.

Учительница литературы бубнила произведения классиков прошлых веков. И из её слов выходило, что древние классики о его сегодняшней среде обитания знали больше, чем он ныне живущий.

На уроках химии, физики, математики ссылались на ещё более древних предков, чем на уроках литературы.

От истории человеческих отношений и общественных наук он вообще впадал в тоску. На этих уроках всё время звучала мысль о том, что как плохо было в древние и не совсем древние времена, и как хорошо сейчас. Но эти выводы полностью противоречили всем остальным урокам.

— «Ничего себе, плохо, — думал он, — если в то время литературных и иных классиков народилось столько, что их до сих пор ни забыть, ни перечитать не могут».

В знаниях, которые давали ему школьные учителя, не было чего–то самого главного. Он чувствовал, что чего–то не хватает, но чего, не знал, и поэтому душа его металась. Плохая учёба, сон на уроках и пропуски занятий были лишь защитной реакцией на то, что давным–давно было определено, как «не брать лишнего в голову, а тяжёлого в руки».

Зато после школы он углублялся в поиск знаний и смысла жизни. Он уже знал, что русские классики в тесных рамках школьной программы, как и учителя, трактующие их труды, помочь ему ничем не могут. Они «бубнят» каждый день одно и то же: «Годы трудные ушли, годы трудные пришли», при этом совершенно не видя своего места в этих трудных годах. Они давным–давно смирились с тем, что являются той самой «пищей», которая эти трудные годы кормит. Классики хоть и выделялись из ряда учителей, но ребятишки были ещё те…