Скульптор и Скульптура

И он нарисовал себя с большим и острым камнем, которым крушил голову крупному оленю. Затем он нарисовал себя с изогнутой палкой, которую лихо бросал в пролетающих мимо птиц.

На всех своих картинах он был победителем. Птицы и животные перестали приближаться к полотну, даже бабочки перестали садиться на полотно. Трава рядом с полотном была вытоптана.

Он был победителем. Но кого он победил и где ценитель его творчества.

Он нашёл новый повод для своей тоски. Он начал терзать себя тем, что он тоже творец, что он тоже создатель, но у него нет своего мира, даже такого, как этот. Такого ласкового, доброго, радостного.

В нём стали зарождаться первые чувства самости и первые ростки ненависти к этому доброму миру. Он начинал всё больше и больше любить свой нарисованный, иллюзорный мир. Этот мир, хоть и «дышал» злом, но это был мир, созданный им самим.

Неизвестно чем бы всё это закончилось. Возможно, что он сорвал бы это полотно и вернулся в свой прежний, безмятежный мир любви и радости, если бы…

Глава пятая В ту же ночь сон о женщине

Если бы в том же саду не играло и не резвилось ещё одно существо, очень похожее на него. Существо это отличала исключительная лёгкость, мягкость движений и красота форм. Он называл это существо Она, так как они были чрезвычайно во всём похожи. И с ней ему было необыкновенно хорошо.

Она порхала, как бабочка, урчала, как кошечка, была игрива, как все маленькие рыбки в воде. Она всё принимала, ни над чем не задумывалась и постоянно улыбалась светлой и радостной улыбкой.

Он не считал её своим ценителем, так как она всё время была рядом. Но с тех пор, как он стал считать себя творцом, она всё больше и больше вызывала у него смешанные чувства, которые можно определить, как раздражение. Она вечно что–то пыталась комментировать, подсказывать и говорить «под руку».

И вот в один из тёплых, тихих, радостных, наполненных любовью и покоем дней, когда он облачил себя на своих рисунках в доспехи, а в руку себе вложил длинный и чрезвычайно острый предмет, она ему сказала: «Ты герой!».

Он перестал рисовать. Он понял, что она его труд оценила и заметила именно то, что он хотел показать всему саду. Он произнёс: «Да, я герой». Он отломал от рядом стоящего дерева сук и бросил его в летящую птицу.

Бросил и попал…

Глава шестая Смена декораций

Бросил и попал. Инициатива его была замечена. И хоть тот, кто устраивал жизнь в саду и развешивал белое полотно между деревьев, очень любил и его и её, но инициатива наказуема благостью исполнения. Они сами выбрали свои сюжеты…

Они сидели на голых камнях, голодные и совершенно продрогшие под струями не прекращающегося холодного дождя. Они думали об одном и том же: «Как же так может быть. Только что пели птицы, зеленела трава, было тепло, сытно и светло. И вдруг холод, тьма и голод. Как же так может быть?». Но ничего не менялось от их мыслей, и они мирились с тем, что им досталось.

Они смиренно приняли свои новые условия жизни. Но из этой смиренности стали произрастать самые разнообразные пороки, направленные на унижение друг друга. Их всё больше и больше охватывала ненависть друг к другу, а из неё произрастали корысть и обида, власть сильного над слабым, и хитрость слабого над сильным. Могущество любой ценой одного над другим становилось целью их жизни. Бывало время, когда они ругались друг с другом не переставая до тех пор, пока землю не накрывала тьма. С наступлением тьмы им становилось страшно, и они переходили на шёпот.

Она, продолжая бранить его, бесконечно повторяла: «В том саду, где мы с тобой встретились, ты сделал что–то не так, иначе мы бы не оказались в этом тёмном и холодном мире».

Он прижимал её к себе, прощая ей в темноте всю её сварливость, и немногословно отвечал: «Цепи созидания и цепи разрушения».

Она же, слов таких не зная, очень хотела обратно в сад. В тепло, в радость, в наготу и любовь. Вроде бы, когда они прижимались друг к другу, всё это возвращалось вновь, но в каком–то неестественном, суррогатном виде, как необходимость, вызванная темнотой, тревогой и холодом.

Когда он засыпал, она подолгу смотрела на него. Она пыталась понять, за что и почему она оказалась здесь вместе с ним. Она была чувствительна и наблюдательна. Она видела, как меняется его лицо во время сна. Оно становилось таким, каким она и хотела его видеть. Героическим, мужественным, словно вырубленным из камня. Его лицо становилось похожим на окружающие их скалы. Ей становилось страшно, впервые по–настоящему страшно. С его лица исчезали улыбка, покой, нежность. Их вытесняли другие чувства.

Во сне он вновь произносил непонятные для неё слова: «Цепи созидания. Цепи разрушения». Смысл слов она не понимала, но она смутно уловила гармонию этих слов с тем, что их окружало, с тёмными стенами скал, с твёрдыми и холодными камнями, кем–то разбросанными всюду, с давящей темнотой и мёртвой водой.