— Ты снова пришла ко мне. — Он принялся тереть лицо обеими ладонями, словно пытаясь освободиться от несуществующей боли. — Какого черта, ты постоянно возвращаешься ко мне?
И тут Роз взбесилась.
— Да только потому, что ты позвонил сам! Без твоего звонка я ни за что бы не пришла к тебе. Господи, какой же ты надменный и напыщенный глупец! Да таких, как ты, в Лондоне можно найти по дюжине на каждом углу!
Он злобно сузил глаза.
— Вот и предлагай им свои деньги, — зашипел Хоксли. — И перестань меня опекать.
Одновременно поджав губы, они уехали из коттеджа, напрасно обнадежив мистера Ричардса тем, что обязательно позвонят на следующий день. Хэл выбрал узкую дорогу, ведущую в Уэрхем. Он с недовольством смотрел на темнеющее небо, и понимал, что по мокрому бетону ему придется ехать достаточно медленно. Он весь сосредоточился на дороге, а Роз, сокрушенная его враждебностью, которая, как тропический ливень, так неожиданно выплеснулась наружу, обиделась и целиком ушла в себя. Хэл понимал, что повел себя непростительно жестоко, но теперь считал, что вся эта поездка была подстроена специально для того, чтобы вытащить его из «Браконьера» на несколько часов. И, о Боже! — у Роз это здорово получилось. Она прекрасно справилась со своей ролью: эти взгляды, уместные шутки, умные замечания и достаточно ранимости и уязвимости, чтобы поддаться на его глупое ухаживание. Но ведь он сам позвонил ей! Дурак ты, Хоксли! Впрочем, она бы вернулась в любом случае. Кто-то ведь должен был предложить ему эти вонючие деньги! Вот дерьмо! Он ударил кулаком по рулю.
— Зачем тебе понадобилось, чтобы я поехал смотреть дом? — неожиданно спросил он, нарушая затянувшуюся тишину.
— Ты свободный художник, — язвительно заметила Роз, — и мог не ехать.
Когда они доехали до Уэрхема, пошел дождь и косыми черточками очень скоро намочил весь салон, беспрепятственно попадая внутрь машины через пустые окна.
— Этого еще не хватало! — заворчала Роз, плотнее закутываясь в куртку. — Отличный конец для восхитительного дня. Я же вся вымокну. Надо было ехать в своей машине. Вот уж не знала, что получу такую массу удовольствия!
— Почему же ты не поступила так, как считала нужным? И зачем втянула меня в свое сумасбродное занятие?
— Можешь мне не верить, — холодно произнесла журналистка, — но я хотела сделать тебе одолжение. Я подумала, что тебе не мешало бы развеяться и на пару часов оставить свой ресторан. Оказалось, что я жестоко ошиблась. Ты еще больше несносен вдали от своего «Браконьера», чем внутри него.
В этот момент Хэл заложил слишком крутой вираж, и Роз придавило к дверце. При этом она проехалась кожаной курткой по искореженному металлу, окантовывающему окошко.
— Господи! — сердито буркнула она. — Эта куртка обошлась мне в целое состояние! Можно чуть поосторожнее?
Хэл тут же съехал на обочину и затормозил так, что шины жалобно завизжали.
— Великолепно! — ощерился он. — Давай посмотрим, что можно сделать, чтобы сохранить ее в целости. — Он протянул руку к «бардачку» и вынул атлас автодорог.
— Зачем тебе это?
— Посмотрим, где находится ближайшая станция. — Он начал судорожно перелистывать страницы. — Вот, из Уэрхема поезд идет прямо до Саутгепмтона. А оттуда ты можешь нанять такси и добраться до своей машины. — Он достал бумажник, швырнул ей на колени двадцатифунтовую банкноту и вырулил на дорогу. — Станция направо, у следующего перекрестка.
— Ты просто очаровашка, Хоксли. Наверное, твоя мама кроме афоризмов о женщинах еще учила тебя и хорошим манерам, да?
— Не стоит больше испытывать мое терпение, — зарычал Хэл. — Я сейчас заведен до предела и могу взорваться в любой момент. Пять лет я был женат, и каждый день меня критиковали по поводу и без него. Но на повторный опыт я не соглашусь ни за что на свете. — Он затормозил перед небольшой железнодорожной станцией. — Поезжай домой, — посоветовал он, устало вытирая лицо ладонью. — Я оказываю тебе большую услугу.
Роз прислонила купюру к приборной доске и потянулась за сумочкой.
— Да, — негромко согласилась она. — Наверное, так оно и есть. Если твоя жена смогла вытерпеть тебя в течение пяти лет, она была святая. — Роз раскрыла скрипнувшую дверцу, осторожно выбралась в образовавшуюся цель, но затем нагнулась к окошку и выбросила вверх средний палец: — Иди и трахайся сам с собой, сержант. Наверное, это единственное, от чего ты способен получить удовольствие в этой жизни. И посмотри правде в лицо: тебе никто не сможет угодить, как ни старайся.
— Я уже успел понять вас, мисс Лей! — Он нарочито вежливо поклонился и резко повернул машину на 180 градусов. Когда он отъезжал от станции, двадцатифунтовая бумажка вылетела в окно и упала в канаву, где ее тут же прибило к земле дождем.