Дверь открылась, и Олив тяжело поднялась, когда сзади ее, как и раньше, хорошенько подтолкнули и приподняли.
— Иногда так спокойней и безопасней.
Когда Роз открыла дверь в квартиру, в гостиной снова разрывался телефон.
— Привет, — начала она, зажав трубку между ухом и плечом и стараясь одновременно снять куртку. — Розалинда Лей.
— Это Хэл. Я звоню тебе весь день. Где тебя черти носят? — В его голосе слышалась тревога.
— Ищу улики. — Она устало прислонилась к стене. — А тебе-то что?
— Я просто волнуюсь, хотя я не псих, Роз.
— Ну, вчера ты вел себя не совсем адекватно.
— Из-за того, что не стал вызывать полицию?
— И это тоже. Во всяком случае, если у человека испортили собственность, он, как правило, обращается в полицию за помощью. Если только, конечно, он устроил погром не сам.
— А что еще?
— Ты был ужасно груб. Я ведь только хотела тебе помочь.
Он негромко рассмеялся.
— Я до сих пор представляю себе тебя, стоящей на кухне с ножкой стола в руке. Ты бесстрашная женщина, Роз. Правда, ты здорово испугалась, но не отступила ведь! Я достал тебе фотографии. Они еще нужны?
— Конечно.
— У тебя хватит смелости приехать за ними, или ты предпочитаешь, чтобы я отправил их тебе по почте?
— Тут требуется вовсе не смелость, Хоксли, а толстокожесть. Я устала от того, что ты постоянно наносишь мне уколы. — Она улыбнулась своей шутке. — Да, и вот, что я вспомнила. Той соседкой, которая говорила, будто Гвен и Эмбер были живы после отъезда Роберта на работу, была, наверное, миссис Кларк?
Наступила тишина. Видимо, Хэл никак не мог уловить связь между двумя предложениями.
— Да, та самая, которая жила в соседнем домике.
— Так вот, она солгала. Теперь она утверждает, что не видела их. А это означает, что у Роберта Мартина нет никакого алиби. Ведь он мог совершить убийства и до того, как отправиться на работу.
— А зачем она должна была обеспечивать алиби Роберту Мартину?
— Не знаю. Я как раз хочу в этом разобраться. Поначалу мне показалось, что она, таким образом, выручала своего собственного мужа, но это не так. Кроме всего прочего, Олив рассказала мне, что в то время он уже вышел на пенсию, так что ему не нужно было обязательно появляться на работе. Ты не помнишь, вы как-нибудь проверяли заявление миссис Кларк?
— Мистер Кларк занимался бухгалтерским делом, верно? — Хэл задумался на несколько секунд. — Да, в основном он работал дома, но, кроме того, вел учет на нескольких мелких фирмах в том же районе. Как раз на той неделе он проверял счета конторы, занимавшейся центральным отоплением в Портсвуде. Он провел там весь день. Мы проверяли. Он не появлялся дома до тех пор, пока там не образовался полицейский кордон. Я помню, он тогда еще сильно ругался, потому что ему пришлось оставить машину чуть ли не в конце улицы. Пожилой господин, лысый, в очках — это он?
— Да. Но только то, что он и Роберт делали в течение всего дня, уже несущественно, если считать, что Гвен и Эмбер были убиты еще до того, как мужчины отправились на работу.
— Насколько можно верить этой миссис Кларк?
— К сожалению, не очень, — вынуждена была признать Роз. — Скажи мне, согласно заключению патологоанатома, какой он считает самый ранний срок наступления смерти?
— Не могу припомнить, — неожиданно сказал Хэл.
— А ты постарайся, — настаивала Роз. — Ты же сам подозревал Роберта и не поленился проверить его алиби. Полагаю, ты не сбросил его со счетов сразу же после того, как были получены данные эксперта судебной медицины?
— Нет, не вспомню, — повторил Хэл. — Но если предположить, что это дело рук Роберта, почему, скажи мне, он не стал убивать и Олив? Или почему она не решилась остановить его? Представляю, что за потасовка там была! Не могла она пропустить такое. Дом, как ты помнишь, не такой большой, чтобы она ничего не услышала.
— А может быть, ее вообще тогда не было в доме?
Священник нанес свой еженедельный визит в камеру Олив.
— Красиво, — заметил он, увидев, как женщина кончиком спички рисует закорючки, символизирующие кудри, на голове глиняной фигурки матери. — Это у тебя Святая Дева и Иисус?
Она посмотрела на него с любопытством.
— Мать душит свое чадо, — резким голосом пояснила Олив. — Как же это могут быть Дева Мария и Иисус?
Он пожал плечами.
— Я видел и более странные произведения искусства на тему религии. Кого же ты изобразила?
— Просто Женщину, — ответила Олив. — Еву в одном из ее воплощений. У нее ведь много лиц.
Священник, казалось, заинтересовался.
— Но она у тебя осталась без лица.
Олив повернула куклу, и только теперь священник увидел: то, что он принял за кудри, было лишь грубой имитацией глаз, носа и губ. Она снова повернула фигурку, с другой стороны было изображено то же самое.
— Двуликая, — вздохнула Олив, — и в то же время не способна смотреть вам в глаза. — Она взяла в руки карандаш и воткнула его между бедер куклы. — Но это не имеет никакого значения. Во всяком случае, для МУЖЧИНЫ. — Она зловеще оскалилась. — МУЖЧИНА же не смотрит на камин, когда кочергой ворочает в нем уголья.