Хирка вздрогнула от громкого звука. Птицы. Это всего лишь птицы играют в живой изгороди у главного входа. Скоро весна. Новое начало. Сколько еще начал получат люди? Сколько у них времени до того, как их поглотит гниль? Яд, убивающий мир так медленно, что никто этого не замечает?
Она пониже натянула шапку. В этой больнице лежит отец Броуди. В том же здании, что и стрелявший в него. Поняла ли полиция связь между ними? Стефан считал, что да.
Хирка вошла в больницу, стараясь ни на кого не смотреть. В этом заключался весь трюк. Надо делать вид, что она бывала здесь множество раз, чувствует себя как дома и знает, куда идти.
Хирка пошла за полной женщиной в белом. Женщина скрылась за какой-то дверью, и дальше Хирка отправилась одна. Она заглядывала в разные комнаты. Ей казалось, она бродит в каком-то кошмаре. Все было белым или зеленым. Нереальным. Запах отравы смешивался с запахом пота и страха. И мыла. Вонючего мыла. Мебель с большой натяжкой можно было назвать мебелью. Приспособления со встроенными машинами. Незнакомые звуки. Мигающий на потолке свет. И сюда привозят умирающих? Зачем? Чтобы все закончилось как можно скорее?
Ее уж точно не привезут сюда. Она ни за что не умрет в таком месте, как это.
Она увидела торчащие из койки ноги. Дверь в комнату была открыта. Внутри больше никого не было. Знакомый запах гнили. Теперь она знала, что ни один человек не в состоянии различить этот запах. Но она не одна из них, в ее венах течет кровь слепых. Что она может и чего не может, по-прежнему остается тайной.
Хирка проскользнула в палату и закрыла за собой дверь.
Исак лежал на кровати с приподнятым изголовьем. Изломанная кровать для переломанного мужчины. Его кожа имела синеватый оттенок. Койку окружали машины. Она не знала, для чего они предназначены. Машины пищали. Прозрачная трубка входила прямо в руку Исака. К вискам прилипли светлые волосы. Дневной свет полосками падал из окна. Все было блестящим и светлым. Сон. Это всего лишь сон.
Интересно, Грааль планировал для нее именно такой кошмар? Привязать ее ремнями к кровати и вставить трубочки, через которые станет красть ее кровь, чтобы потом воспользоваться кругами воронов? Чтобы вернуть себе утраченный тысячу лет назад Имланд?
– Исак?
Он открыл глаза и вздрогнул. Она вспомнила о спрятанном в сапоге ноже, но с удивлением обнаружила, что не хочет доставать его. Вместо этого она коснулась ладонью руки Исака.
– Расслабься. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред.
Она видела, что он сомневается, и продолжила:
– Не то чтобы мне этого не хотелось, нет. Ты попал туда, куда заслужил. За то, что ты сделал, – она убрала руку. Исак попытался улыбнуться.
– Заслужил… – голос его был сухим и усталым. – Ты понятия не имеешь, фрекен. Я уже понес свое наказание. Он покинул меня.
– Я надеялась на это, – сказала Хирка. У нее хватит духу сделать то, что должно. Она не может думать о нем, как об им… как о человеке. Как о живом. Он был тем, чем был. Раб крови.
– Это твоя вина, – произнес он. – Он покинул меня, потому что я не смог дать ему тебя. Боги знают, для чего ты ему понадобилась, и почему ты так важна, но ты имеешь для него настолько большое значение, что он бросил меня гнить здесь в одиночестве. А ты сама явилась! Можешь оказать мне услугу? Можешь позвонить ему и сказать, что задание выполнено? Что ты стоишь сейчас здесь и ждешь его?
Он рассмеялся. Смех перешел в жуткий кашель.
– Нет, – выдавил он из себя. – Я догадывался. Знаешь, что хуже всего, когда тебя покидают? Хуже всего осознавать, что ты значишь настолько мало, что тот, другой, может жить дальше так, словно тебя никогда и не было.
Его слова обволакивали ее сердце.
Ошибка, которую ей никогда не исправить, если только она каким-нибудь чудесным образом не обретет власть над Граалем.
– Он позволил мне лежать здесь и умирать, – продолжал Исак. – И даже если бы дырки в груди не причинили бы мне вреда… Инфекция… Даже если бы я встал и ушел отсюда, мои дни все равно были бы сочтены.
– Сердце кровью обливается, – холодно ответила она. – Ты такой же, как и все остальные. Ты можешь умереть. Наверное, это невыносимо.
– Он был всей моей жизнью, – сказал Исак и посмотрел на нее так, будто не слышал ни единого ее слова. – Всей моей жизнью. А я в его жизни был практически ничем.
Она села на стул у окна. Дерево подлокотника скрипнуло.
– Наверное, это вполне естественно, если тебе в торт скоро воткнут три тысячи свечей, – сказала она и представила лицо Джей. Именно она когда-то рассказала Хирке об этом странном обычае. Свечи не ели, и они не имели никакого отношения к торту. Но люди делали множество странных вещей, и свечи на торте – не самая странная из них.
Исак улыбнулся:
– Я думал, ты в неведении. Думал, ты случайная девочка. А тебе, стало быть, известно, кто он такой? Мужчина, что охотится на тебя?
– Да. Он мой отец.
Его улыбка поблекла, взгляд заскользил по ее телу. Он впервые увидел ее.