Скверная жизнь дракона. Книга третья

Зато понятно, что крыло медленно возвращается в нормальное положение. Думаю, что сеансов тридцать будет достаточно, а это впритык к празднику Новой Жизни. Так что время ещё есть и можно немного расслабится, положив голову на подушку. От неё осталось лишь воспоминание: она порвалась, а служившая набивкой шерсть вываливалась наружу засаленными комками серой массы. Но даже в таком виде подушка была хоть каким-то подобием мебели.

Изношенная подушка; бадья, вода в которой превратилась в тонкую мутно-зелёную ледышку; да табуретка с кружкой, давно упавшей на землю. Вот и всё убранство моей темницы. Одним словом — в шатре творилось запустение и бардак. И я бы мог пошутить, что не убираюсь и не навожу порядок, ведь у меня лапки — да вот только лапок у меня не было.

Из-за нетерпения и нервного возбуждения — время тянулось медленно, даже с учётом нирваны. Считая один цикл за другим — я то и дело прислушивался к шуму в лагере. Со всех сторон доносились звуки мышиной возни, когда хвостатая колония обустраивает убежище, грызя ходы и таская всякий мусор. Что-то похожее происходило в лагере, и мне это не нравилось.

С каждым звуком шагов, кашля или возгласа — моя нервная система распалялась до предела. Хотелось уползти подальше, где меня не найдут, не достанут, не отыщут. Но каждый раз я успокаивающей мантрой повторял слова, что мой единственный шанс спастись: это улететь отсюда. И с каждым циклом я приближался к этому.

На четвёртый день, после пробуждения, орки забросили двух мужчин, умерших от падения. Судя по количеству пленников, у меня осталось двадцать дней — этого должно хватить для полного исцеления крыла.

Я посмотрел на правое крыло, недавно исцелённое от перелома. Оно всё ещё было притянуто верёвкой к туловищу. Вскоре та порвалась с тихим потрескиванием, и крыло упало на землю кожаной тряпкой. Шипящее, покалывающее чувство захватило мышцы и нервы, отдавая в мозг сотнями импульсов.

Постепенно всё прошло, и я смог потихоньку двигать крылом. За последние месяцы мышцы обмякли и практически не слушались, поэтому на протяжении нескольких циклов я только и делал, что шевелил крылом, постепенно возвращая ему былую гибкость.

В следующий раз орк принёс разумных в промежутке между шестнадцатым и семнадцатым циклом. Моё левое крыло было не так сильно искривлено, и пришлось его отогнуть немного в сторону, дабы орк не обратил внимание. Он ушёл, предварительно окинув меня коротким изучающим взглядом. Его лицо было настолько безэмоциональным, что невозможно понять: действительно ли ничего не заметил, или просто не подал вида. Зато удивился я.

Вместо двух мужчин передо мной лежали две девушки. Даже сквозь синяки, ссадины и свежие кровоподтёки было заметно, что им максимум лет двадцать пять. Самый тот возраст для девушки, когда она уже не настолько глупа, чтобы не замечать лапшу на своих ушах, но и не настолько искушена жизнью и всё ещё способна радоваться маленьким подаркам как самая добродушная девчушка. Но не важен их возраст, нежная молодая кожа, широкие бёдра и груди: у одной она была упругой, а у другой немного рыхлой и казалось, что эльфийка несколько месяцев назад прекратила вскармливать своё дитя. Не важны их лица с отпечатанной болью, предсмертной агонией и неугасающей надеждой на то, что они будут жить, что это всё был лишь дурной сон и вот сейчас они проснуться и окажутся дома, в кругу семьи.

Передо мной лежало два трупа, которые были девушками, не мужчинами! Это означало два диаметрально противоположных варианта. Если орки не убили оставшихся мужчин, то в запасе у меня двадцать дней. Но могли и убить. Мне следует пойти ва-банк и всё направлять в сустав крыла.

С каждым днём всё сильнее источался слой льда, сковавший полотно шатра и землю, и с каждым пятым циклом разница становилась всё заметней и заметней, пока в один из дней кусочки льда остались лишь в углах шатра. Близилась весна, если она уже не началась.

Быстро приближавшиеся шаги вывели меня из раздумий. С того дня, как принесли двух девушек — прошло девять циклов. Я уже приготовился к драке, но весь боевой настрой сбило блеянье коз. Муж Кагаты пришёл, чтобы в очередной раз слить мою кровь. Всё прошло быстро и без единого слова. Орк молча смотрел, как красная жидкость медленно наполняла ведро, молча подводил коз, и так же молча и медленно вышел из шатра с ведром полным кровью.

Время тянулось долго, циклы сменялись один за другим, а я всё время только и делал, что излечивал крыло. Пока во время очередного сеанса что-то не щёлкнуло, а сознание затянуло чёрной пеленой. Я тихо зарычал, стараясь не выдать себя. Было настолько больно, что из левого глаза потекли слёзы, а в правой глазнице защипало.

Крыло плотно прижалось к телу. Казалось, оно исцелено, но сустав сочленения крыла и спины распух и пульсировал жаром. Я попробовал подвигать крылом, но новая порция боли советовала отложить это на потом.