Скверные истории Пети Камнева

Он в подробностях рассказал об Ириной беременности, обнаружившейся сразу после их партизанской свадьбы. И как он плакал от сострадания, когда она отправилась в абортарий: о детях можно было думать только после того, как она окончит художественное училище и поступит в полиграфический. Кажется, здесь Петя несколько лукавил, он не то чтобы настаивал на аборте, но, уж во всяком случае, против этого решения жены не протестовал. И она не могла не чувствовать его, скажем, холодность, когда ему было объявлено, что у них будет ребенок. Ну, быть может, в откровенную панику он не впадал, но встретил сообщение кисло. Гордой Ире этого было достаточно, чтобы от ребенка отказаться, обставив по своему благородству дело так, что решение принадлежит ей самой. Сняв грех с его души, так сказать.

Впрочем, после истории с Альбиной Посторонних отношение Пети к деторождению было вполне определенным, о чем я уж говорил. При случае Петя цитировал Агафью Тихоновну: мальчишки народ драчливый, а там потом и девчонки пойдут.

На лето Петя снял дачу в Полушкине, по Белорусской дороге – под медовый месяц, скажем так. Но, увы, молодая жена не баловала его своим присутствием. И к тому же оказалась в быту строптивой и довольно привередливой. Она наотрез отказалась готовить ему завтраки, полагая, что с этим он может справиться и сам. В то лето, вспоминал Петя, было очень много комаров, то есть как нарочно. Ночью было невозможно заснуть. Ира сидела на постели, прислонившись спиной к стене и молча курила сигареты – одну за одной. Но густой табачный дым не производил на комаров должного впечатления. На третий день Ира сказала:

– Мне нужно готовиться к экзаменам, и завтра я поеду в мастерскую

друзей писать натюрморты.

– Когда ты вернешься?

– Не знаю. Через два дня, наверное.

Петя не верил в ее художнические таланты. Более того, он сомневался, что она сможет сдать обычные общеобразовательные экзамены: ведь пока ее возили по заграницам, она не училась и наверняка забыла то, что ей преподавали в школах при посольствах. Но, когда она говорила о поступлении в полиграфический, губы у нее сжимались, и становилось заметно, как похожа она на своего отца. При желании ее упрямство можно было называть силой характера. Как-то, вспоминал Петя, она познакомила его с благоприобретенной подругой, которая работала на

Союзмультфильме, – туда Ира решила поступить на работу, ведь учиться она будет заочно. И как-то оказалось, что совершенно необходимо поздравить эту самую подругу с днем рождения, протелеграфировав. Денег у них было мало, но телеграмма в Ирином исполнении содержала полсотни слов, причем со строгим сохранением синтаксиса. На все уговоры Пети сделать сокращения Ира отвечала возмущенным отказом. Телеграмма была отправлена, и они остались без денег. С этой подругой, простецкой девкой, откровенно Ире завидовавшей и строившей Пете куры, Ира рассталась уже через пару недель. Подобное упрямство она проявила и теперь. Я был молод, женат всего во второй раз, я не умел ничего противопоставить ее избалованности, хоть и был нетерпелив и не слишком терпим, говорил

Петя. Он забыл прибавить, что чувствовал вину за тот аборт, не то чтобы повседневно мучился, но – каялся время от времени.

Ира уехала с дачи, не оставив даже телефона друзей. Петя мучился и ревновал и уже к вечеру первого дня стал сходить с ума. Я был болен, говорил он, совсем болен. И тут же саркастически процитировал:

Машенька, я никогда не думал,

Что можно так любить и грустить!

Первые два дня Петя ходил встречать каждую электричку, но, поскольку электрички сюда, за восемьдесят километров от столицы, прибывали довольно редко, Петя в перерывах успевал добежать до единственного в округе телефона-автомата и позвонить Ире домой. Ее не было, о чем его и извещала теща. Когда он позвонил в пятый раз, то Ирина мать,

Петю откровенно недолюбливавшая, сказала не без издевки:

– Что ж это вы не знаете, Петр, где находится ваша жена?

После этого я совсем потерял голову, не без драматизма пробормотал