Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919

Однажды в субботу, получив увольнительные на выходные дни, я и мой товарищ по училищу решили посетить концерт, где Игорь Северянин выступал с чтением своих стихов. Среди почитателей его таланта такие выступления получили известность как «поэзоконцерты». Заняв в зале свои места, мы тотчас окунулись в атмосферу эмоционального напряжения. Когда на сцену вышел Северянин, его встретила буря аплодисментов, вслед за которой сразу же установилась томительная тишина ожидания. Поэт, высокий, не слишком пропорционально сложенный мужчина с головой и руками, как-то не соответствовавшими его фигуре, неуклюже двинулся по сцене в один из углов и начал чтение стихов под сопровождение фортепьяно.

Поэтические произведения, декламировавшиеся в странной монотонной манере, следовали одно за другим без малейшей перемены в темпе или тональности. Выступление показалось нам бессмысленным и абсурдным, но на аудиторию произвело поразительное впечатление. У части присутствовавших на глаза навернулись слезы, другие рыдали непосредственно в моменты поэтических «заклинаний», третьи казались загипнотизированными странными словами и беспрерывной декламацией. Каждый из присутствующих стремился показать, что ценит и чувствует стихи больше и сильнее, чем сосед. Воздух был словно наэлектризован.

Как только декламация закончилась, мы с приятелем поспешно надели пальто и направились к двери. На ступенях лестницы, по которой мы спускались, нам встретилась женщина с растрепанными волосами. Она схватила за локоть моего товарища и прокричала:

— Где он?! Где мой луч света?!

Мой друг ответил с подчеркнутой вежливостью:

— Мадемуазель, если есть проблемы с лучами света, вам лучше обратиться к швейцару.

Женщина окинула его остекленевшим, невидящим взглядом и поспешила вверх по лестнице. Мы прошли несколько кварталов по зимнему, морозному Петербургу, прежде чем смогли освободиться от ощущения массовой истерии.

Это было, конечно, крайнее ее проявление, и, как правило, состояние людей выражалось в не столь яркой форме. Более распространено было молчаливое принятие неизбежного, апатия, которую прошибить было невозможно. Исключением стала неожиданная насильственная смерть Распутина. Вести о ней поступили за несколько дней до Рождества и вселили на короткое время надежду на освобождение от мороки.

В училище мы покупали утренние газеты, когда возвращались после завтрака из просторной столовой в казармы. В тот день достаточно было беглого взгляда на газету, чтобы понять: произошло важное событие.

Цензоры вымарали целые колонки, на первой странице в разных местах газетных листов проглядывали на белом поле лишь фрагменты печатного текста. Оставалось несколько слов, которые весьма невнятно поведали историю об обнаружении подо льдом тела Распутина.

Курсанты сдержанно выражали свои чувства. Они перекинулись о событии лишь несколькими словами, но можно было безошибочно определить, что оно радует их. Люди, организовавшие убийство Распутина, воспринимались как патриоты, избавившие страну от злейшего врага. Перспективы грядущего года виделись в радужном свете, и курсанты уходили на рождественские каникулы в радостном настроении, отражавшем общее состояние умов в стране.

Однако ожившие было надежды оказались напрасными. Очень скоро стало очевидным, что, хотя Распутина не стало, его влияние продолжало воздействовать на ход событий. Протопопов и несколько других столь же одиозных деятелей поддерживали тесные контакты с императрицей, определяя политику и ведя страну к пропасти. Под их руководством правительство допускало одну глупость за другой, восстанавливая против себя общество и вселяя отчаяние в души русских патриотов.

Глава 6

Революция в марте (по старому стилю. — Примеч. пер.) заранее не планировалась. Гнев вывел людей на улицы Петрограда протестовать против безнадежной глупости правительства. Они вышли бунтовать, но не встретили никакого сопротивления и обнаружили, к своему удивлению, что совершили революцию. Пораженные неожиданной победой, массы людей стали искать руководителей и, разумеется, направились в Думу — единственную ветвь власти, избранную всенародным голосованием.

До последнего дня думские лидеры не подозревали о таком повороте событий. Они одновременно и стремились погасить революционную волну, и пользовались уличными беспорядками в качестве средства вразумления правительства. Неожиданно они поняли, что русская монархия уходит в прошлое и что они востребованы в качестве ее преемников. Лидеры либеральных и радикальных оппозиционных партий без воодушевления встретили необходимость выбора между взятием в свои руки руля правления страной и попустительством ее дрейфу в сторону анархии.

Лишь в министерстве внутренних дел предвидели общественную бурю, но сумасбродный Протопопов воспринимал сигналы об этом без всякой тревоги. Он считал, что открытый бунт даст повод для подавления его силой. Соответственно, полицию Петрограда вооружили армейскими пулеметами и приказали ей действовать без предварительного уведомления.