Непосредственной причиной революции стал промышленный кризис. Заводские рабочие бастовали и устраивали уличные демонстрации, протестуя против нехватки продовольствия и несоответствия зарплаты и стоимости жизни. Вначале демонстрации носили мирный характер, но затем последовали уличные столкновения, полиция пыталась разогнать бунтовщиков, были вызваны и наличные армейские подразделения.
Большой гарнизон Петрограда тогда целиком состоял из резервных частей. Мужчины среднего возраста и молодые люди месяцами жили вместе с немногими военнослужащими регулярной армии в переполненных казармах в атмосфере все нараставшего недовольства. Ими командовали офицеры, находившиеся на излечении и считавшие дни до возвращения в свои полки, а также юнцы, только что выпущенные из училищ и получившие свои первые назначения. Резервные части не отличались дисциплинированностью, а между офицерами и подчиненными необходимого взаимопонимания не налаживалось.
Когда солдатам приказывали подавить беспорядки, они отказывались стрелять в бастующих, а напротив, нападали на полицию. Небоеспособные воинские подразделения спешно вернули в казармы, но мятежные настроения уже захватили солдат, и сдержать их не представлялось возможным. Полицейские, вооруженные ружьями и пулеметами, держались до конца, но численное превосходство толпы не оставляло им никаких шансов. В невероятно короткий срок Петроград оказался в руках восставших. В столице торжествовали уличные толпы, централизованный государственный механизм рухнул, а остальная часть страны восприняла революцию как свершившийся факт. Но пока шли уличные бои, лишь немногие представляли себе значимость случившегося.
Первые беспорядки начались в середине недели, и хотя в газетах о них не упоминалось, слухи о мятеже проникли в училище. Они обрастали подробностями, и курсанты стали подумывать о том, не отменят ли увольнительные в выходной день. Беспорядкам большого значения никто не придавал, но существовали опасения, что начальство постарается в качестве меры предосторожности держать курсантов подальше от мятежников. К нашему большому облегчению, сразу же после субботних занятий мы услышали обычные приказы:
— Курсантам одеться на выход и явиться к дежурному офицеру!
Через несколько минут большинство из нас уже находились в раздевалке, переодеваясь из рабочей в обычную военную форму. По пути домой я не заметил ничего необычного, хотя старательно пытался отыскать следы подтверждения слухов. Днем я впервые услышал рассказ очевидца. Мама пришла поздно и сообщила, что трамвай, в котором она ехала, был остановлен толпой. Пассажирам велели покинуть вагон и, как только они это сделали, стекла в окнах выбили, а вагон стащили с рельсов. Папа проводил дома короткий отпуск, и семья села за вечернюю игру в бридж. Зашел приятель отца с известиями о том, что в другом районе города произошли серьезные бои и что отряд казаков помог толпе отогнать конную полицию.
В воскресенье утром сестра Ирина и я вышли на короткую прогулку. В тот день резко похолодало, земля покрылась свежим снегом. Когда мы шли по сонным, пустынным улицам, меня томило неприятное, тревожное чувство. Трамваи не ходили, прохожие почти не встречались, дома с наглухо закрытыми окнами и дверями казались заброшенными. Тишину нарушали лишь отдельные порывы ветра, бросавшие нам в лицо легкие воздушные снежинки. Казалось, весь город затаился в ожидании роковых событий.
Когда мы пришли домой, мама попросила меня вернуться в училище пораньше, хотя моя увольнительная была действительна до десяти вечера. Я отправился в училище в 3 часа дня и обнаружил, что улицы так же пустынны, как и утром. По дороге нужно было пройти по мосту через Неву. Недалеко от моста я встретил небольшую группу людей, стоящую на тротуаре. Когда я проходил мимо, кто-то из этой группы сказал:
— На мосту солдаты. Они никого не пропускают! Лучше поберечься!
В сумерках я различил полдесятка фигур с ружьями, охраняющих подходы к мосту. За ними на самом его изгибе маячили фигуры других солдат. Проходя дальше, я ощущал, как группа людей смотрит мне в спину, а подойдя ближе, увидел перед собой настороженные лица. На дистанции не более 100 футов один из солдат крикнул:
— Стой! Переходить мост нельзя! Не разрешено!
Я ответил, что должен явиться в училище.
— Нам приказано никого не пускать!
Я остановился посреди улицы и сказал:
— Позвольте мне поговорить с вашим командиром.
— Оставайся на месте! Он сейчас придет.
В ожидании я заметил приближение группы людей. Дойдя до часового, который преградил мне путь, они остановились. Затем капитан в сопровождении лейтенанта, выглядевшего мальчишкой, подошел ко мне. Я отдал честь.
Отвечая на приветствие, капитан сказал:
— Нам строго приказано на мост никого не пускать.
— Вы знаете правила, господин капитан, — настаивал я, — мне нужно явиться из увольнения в училище.
Минуту капитан колебался, затем воспоминания о собственной кадетской юности взяли над ним верх.
— Покажите свою увольнительную.
Внимательно изучив документ, он вернул его мне, а затем сказал: