Сквозь ад за Гитлера

Вот это было для меня в новинку. Если не считать отца, примерно так трактовавшего ход истории, это был второй человек, не считавший большевизм и коммунизм преступлением против человечества. Я видел, что Замазку просто корежит от этих слов, но все равно он попросил «герра унтер-офицера» продолжать.

— И та же ситуация, — продолжал Лацар, — возникла в 1939 году. Крупные капиталистические державы, включая и нашу, оказались вовлечены в борьбу за рынки сбыта, за минеральные ресурсы и за сверхприбыли, без которых, как известно, капитализм просто не может существовать. И если сорвать все маски борцов за свободу, демократию, права человека и новый порядок, мы увидим, что за ними скрывается жажда наживы, жестокость и лицемерие. Но Россия все же выпала из этой системы — здесь вы не найдете ни Рокфеллеров, ни Шнайдеров, ни Крезо, ни Круппов, ни Сименсов, ни Виккерсов, ни Армстронгов, для которых войны — лишь средство легкой наживы. И битва здесь — не что иное, как жесточайшее противоборство двух систем, отжившей, погибающей, и новой, нарождающейся.

В этот момент вмешался Бальбо, указав на то, что, дескать, не совсем понятно — Россия сейчас в союзе с Америкой и Британией, а Германия — страна национал-социалистическая.

— Да не будь ты глупцом! — воскликнул Лацар. — Этот союз — ни больше ни меньше, чем заурядная сделка, так сказать, брак по расчету и благополучно рухнет, как только в нем отпадет надобность. Поверьте мне, на Западе очень многим по душе видеть, как мы сцепились с Россией и рвем друг друга на части. А если в Германии социализм, как ты утверждаешь, как объяснить, что вся страна, ее промышленность, банки и вообще все находится под контролем нескольких сверхбогатых семейств? Твоя беда, Бальбо, что ты веришь всему, что тебе подсовывают. Еще Томас Манн сказал, что мир страдает не столько от коммунизма, сколько от антикоммунизма. И, если как следует вдуматься в эти слова, он, наверное, все-таки прав.

Вот тут Замазку и прорвало.

— Чушь собачья! — выкрикнул он. — Чушь от начала и до конца. То есть послушать вас, так национал-социализм — всего лишь прикрытие, а наш фюрер — лишь болванчик в руках капиталистов, стремящихся всеми средствами спасти капиталистическую систему от социализма, и вы отрицаете, что Россия собралась напасть на Германию, и что лишь фюрер смог уберечь ее, нанеся русским превентивный удар?

До этого момента у Лацара хватало ума не упоминать фюрера и партию, ибо он знал, что тут же угодит в расставленные Замазкой силки. Но наш взводный упрямо продолжал:

— Нет, Замазка, честно говоря, я это отрицаю. Ни один из тех, кто оказался в России, не рискнет заявить, что, дескать, эта страна готовила нападение на Германию. У русских столько своих проблем, и все они настолько серьезны, что они были не готовы даже как следует защитить себя, а не то что нападать на нас.

— Иными словами, вы утверждаете, что Гитлер — лжец и что все мы здесь отдаем свои жизни только за упрочнение капитализма в Германии?!

Этим вопросом в лоб Замазка вернул дискуссию к исходной точке. И Лацару, чтобы не потерять лицо, потребовалось дать на него однозначный ответ. Он оказался в ловушке, и Замазка, этот желторотый наци, намертво вцепился в него.

— Так и скажите! Что же вы молчите? Скажите напрямую — да, это так и есть! — орал Замазка. — Проявите мужество, и ответьте на мой вопрос!

Но Лацар молча сидел, вперив испуганный взор в Замазку, понимая, что посеявший ветер пожнет бурю. Потом умоляюще оглядел нас. Но независимо от того, что мы все по этому поводу думали, спор зашел слишком далеко, и мы не сумели бы нейтрализовать его — как-никак, затронуто было имя фюрера, посему Лацару предстояло выкручиваться самому.

И тут в Замазке пробудилась старая вражда к своему взводному унтер-офицеру Лацару и, разумеется, к евреям:

— Ладно, как хотите. После всего, что вы здесь наговорили, все и так ясно. А сказали вы — и, между прочим, при свидетелях, — что фюрер — всего лишь игрушка в руках капиталистов, лжец, а мы все — жертвы его обмана. А ты, — тут Замазка решил позабыть о субординации, — ты жидовская свинья, мразь коммунистическая! Я тебя сразу раскусил, ты у меня давно на примете. Я следил за твоими мыслишками, которые ты высказывал как бы между прочим. Что? Рассчитывал подорвать ими наш боевой дух? Так вот. Ты явно перегнул палку, решив со мной сцепиться. Я тебя выведу на чистую воду. Раздавлю тебя, как жалкую вошь!

С этими словами Замазка бросился в угол, где находилось оружие. Дрожащими руками вытащив пистолет из кобуры, он заорал:

— Прибью тебя! Сию же минуту прибью жиденка, поганца!

Поняв, что Замазка не в себе, мы бросились к нему, сумели вовремя скрутить его и обезоружить. И Замазка вдруг обмяк, разом переменился и указал на дальний угол хаты, куда забились хозяева, русские, все это время ошарашенно наблюдавшие за происходящим.

— А эти, — задыхаясь, произнес он, — эти все видели! Ведь они наши враги! Что они о нас подумают? Подумают, что у нас не все дома.

И тут же, вновь повернувшись к Лацару, тихо процедил сквозь зубы: