Сквозь ад за Гитлера

Сталинградская битва тем временем стремительно приближалась к трагической развязке, тем более что нашей дивизии, да и другим, была дана «зеленая улица». Пришла осень, а с ней отвратительная погода и предчувствие всех напастей, с которыми связана русская зима. Ради экономии и без того скудных запасов топлива, некоторым частям нашей дивизии было приказано расквартироваться поблизости довольно крупного города Миллерово. Танковые подразделения использовались лишь в самых крайних случаях. Мы отрыли в земле капониры, куда загнали танки и обложили их соломой, чтобы уберечь от морозов. Мы даже не удосуживались запускать двигатели, будучи уверены, что все и так будет в порядке — вот прибудет топливо, тогда и запустим. Но период вынужденного бездействия затянулся куда дольше, чем мы рассчитывали. Когда мы в середине октября наконец убрали солому с наших машин, вот тут-то и разразилась катастрофа! Сколько ни нажимали водители на кнопку запуска двигателя — ни звука. Причину мы поняли не сразу. А она оказалась совершенно непредвиденной и в то же время простой — мыши! Обыкновенные полевые мыши изгрызли оплетку кабелей электрооборудования танков, что, в свою очередь, вызвало замыкание, и наши танки превратились в металлолом.

Не обошлось без криков, без поисков крайних, как всегда бывает в подобных случаях, однако мы оказались небоеготовы. Что, конечно же, было только на руку неприятелю, получившему таким образом хоть короткую, но весьма важную передышку для подготовки обороны на берегах Волги от наступавшей армии Паулюса.

Над нами подшучивали и товарищи из других частей, что было обиднее всего, но мы сохраняли каменные лица. Однако когда нам сказали, что, дескать, слухи о том, что наша хваленая 22-я дивизия потерпела поражение от мышей, добрались до Ставки русских, тут уж стало просто невмоготу.

Это было, по-моему, в первых числах ноября, когда мы после дня упорных боев добрались до довольно крупного села, называвшегося, кажется, Перелесовское, расположенного южнее удерживаемого русскими плацдарма на Дону и южнее города Серафимович. Весь день шел противный холодный дождь, мы были измотаны вконец, и как раз в тот день произошел открытый конфликт между Замазкой и нашим взводным. Румынское командование бездумно бросало нас на всякие пустяковые операции, от которых было мало проку, разве что горючее зря палили, мы злились и на них, и на себя и с нетерпением ждали вечера, чтобы завалиться поспать пару часиков. Жителей дома, в котором мы стали на постой, мы выгонять на улицу не стали, а просто велели забиться в отдаленный угол хаты. Мы распаковали контейнеры с едой, зажгли свечи, потом наш «Бальбо» (мы прозвали его так в честь маршала итальянских ВВС из-за успевшей отрасти бороды) на скорую руку приготовил ужин. Мы поели, убрали за собой, тут Замазка и решил взять быка за рога.

— Ладно, ладно, еще немного потерпеть, а когда мы сбросим русских в Волгу, вот тогда все и кончится, — заявил он в свойственной ему категоричной манере.

— А кто это тебе сказал? — вопросил вдруг Лацар, и я заметил злорадный блеск в его глазах.

— Но, герр унтер-офицер, вы ведь не сомневаетесь в способности Паулюса покончить с этим несчастным Сталинградом, если мы будем надежно защищать фланги армии, как, например, сегодня.

— Я бы не стал называть Сталинград «несчастным», — сказал в ответ взводный. — Разумеется, Паулюс — способный командующий, но не все от него зависит. Мы неделями торчим у самой Волги, и я могу спорить на что угодно, что эта задержка явно не входила в планы Паулюса. Вот-вот наступит зима, а красных пока что не раздавили, как червяков, а между тем очень многие предсказывали это!

Лацар обвел глазами сидящих за столом и, почувствовав в наших глазах согласие, повернулся к Замазке и продолжил:

— Послушай, Замазка, почему мы с тобой должны лаяться из-за того, что изменить не в силах? Не лучше ли просто отдохнуть эти несколько часов, которые выпали нам. Знаешь, мне это бесконечное торчание на месте осточертело не меньше, чем тебе, но, пойми, к чему дурачить себя домыслами, которые не имеют ничего общего с истинным положением вещей?

Уперев локти в стол, Замазка выпучил глаза, что ничего хорошего не предвещало, и покраснел, как рак.

— Так вы считаете, что я распространяю ложь? — стиснув зубы, спросил он с напускным равнодушием.

Но Лацар, будучи человеком разумным, попытался сгладить углы.

— Разве я это говорю? Я тебя ни в чем не обвиняю, и ты это прекрасно знаешь. Когда русские в километре от нас, тут уж слово «ложь» как-то не подходит, но я считаю глупостью сознательно закрывать глаза на очевидные факты. А факты таковы, и мы это все знаем, что мы, начиная с конца августа и по сегодняшний день, никак не можем одолеть эту крохотную полоску, отделяющую нас от Волги! А дойти до Волги между тем — это самое главное, хочешь ты этого или нет!