Сквозь божественную ложь 2 (СИ)

Остатки энтузиазма схлынули, когда я сообразил, что мы не приближаемся к цели. В какие бы катакомбы мы ни погружались, они явно не были сердцем Мёртвого Города. Из глубины доносился тонкий, едва различимый звук, навевавший смутные ассоциации.

С лестницей было что-то не так. Она обвивалась вокруг каменной колонны, по которой бежали загадочные иероглифы, пульсировавшие красным в полумраке, и конца ей не было видно. Я представил, как из пустоты внизу возникают элементы огромной головоломки, подстроившиеся под темп моей ходьбы, и встают на место за миг до того, как я сделаю новый шаг.

Меня охватила паника. Спина вспотела, напомнили о себе перевязанные раны, голову будто сдавил тугой обруч.

— По-моему, мы застряли, — выдавил я, прокашлявшись, чтобы не выдать страх. — Лестница бесконечная.

Чжинри и Айштера сообразили не сразу, а вот Энель поняла меня с полуслова. Она призвала Аскалон и ударила им по цепочке символов. Раздалось шипение, точно знакам не понравилось такое обращение, и они погасли.

— Идём, — подтолкнула она Чжинри и одарила нетерпеливым взглядом Айштеру. Они зашевелились, и я двинулся дальше.

Следующий поворот привёл нас к щербине на колонне, оставленной клинком.

— Мне кажется, — сказала Чжинри, присмотревшись к иероглифам, — что эти надписи ответственны за цикличность пространства.

— Предположение здравое, но… Разве ты понимаешь их? Я отлично разбираюсь в дименциализме, но с такими письменами сталкиваюсь впервые, — недоверчиво произнесла Энель.

— Не понимаю, — ответила Чжинри, — чувствую.

Мы с Энель переглянулись.

— Если ты ошибаешься, вполне возможно, что этот лестничный пролёт схлопнется вместе с нами, когда все символы погаснут, — предупредила Энель.

— А есть ещё идеи, как вырваться отсюда? — уточнил я, вытащив нилис.

— Нет, — признала она и вонзила Аскалон в колонну, точно стремилась поразить опасного врага.

Вдвоём с ней мы покромсали все письмена, которые шипели и извивались, как змеи под ботинком. Когда я разобрался с последним иероглифом, далёкий звук, волновавший меня, словно приблизился. Я убрал нилис, бросился по лестнице — и, вылетев в коридор, едва не врезался в стену, на которой отражались сотни мигавших алых огней. Их излучали аварийные светильники самого что ни на есть современного вида.

Я огляделся и помотал головой.

Футуристического вида.

Стены покрывали металлические панели, в которых тут и там виднелись вентиляционные щели. Под потолком тянулись толстые шнуры, кое-где порванные. На их концах искрились электрические разряды. Пол усеивали осколки разбитых ламп. От пронзительного гула тревожного сигнала под кожу будто муравьи забрались. Не хватало лишь механического голоса, который зачитывал бы объявление о разгерметизации или чём-то похуже.

Если я от такой перемены растерялся, то мои спутницы впали в настоящий шок, — с внутренним убранством космического корабля им сталкиваться не доводилось. Исключением не стала даже Энель, хотя она справилась с потрясением первой.

Для фелины и киноты проблема усугублялась острым слухом, на который давил сигнал тревоги. Не сговариваясь, они зажали уши. Впрочем, звучал он недолго: когда мы добрались до небольшого зала, в противоположной стороне которого находились четыре стальные двери, шум затих.

— Куда показывает кисть Йованы? — спросил я у Чжинри. Она поморщилась и потеребила ухо, прежде чем ответить:

— Как только не оглохла…

Кинота полезла в сумку и вытащила фальшивую руку. Та застыла, как обыкновенный протез.

— Что ж, обойдёмся без подсказок, —произнёс я. — Скверно. Второго шанса нам не дадут.

— А если мы ошибёмся? — поёжилась Айштера.

— Думаешь, здесь есть правильный выбор? — сказала Чжинри. — По мне, все они — разные варианты ошибочного.

— Но какие-то могут принести больше мучений, чем другие, — вставила Энель, и Айштера с Чжинри мгновенно помрачнели.

Двери были выкрашены в разные цвета: белый, матово-серый, чёрный и серебристый.

— Идёмте в белую, — предложила Айштера, — свет не может лгать.

— Или тебя хотят заставить так думать, — ухмыльнулась Энель, — лучше чёрный. Здесь всё пропитано тьмой, пусть она укажет дорогу к своему средоточию.

— На мой взгляд, Область не принадлежит ни дню, ни ночи, — сказала Чжинри. — Серый, вот верный выбор. Размытость. Неопределённость. Грань.

По-своему каждая была права. Но я чувствовал, что их путь не принадлежит мне. Я должен избрать свой, а они пойдут за мной. Пластина, которую я сжимал в кармане, откликнулась на решение ласковым теплом.

Не слушая девушек, я положил ладонь на приборную панель возле серебряной двери.

С гидравлическим вдохом серебристая створка спряталась в стене, открыв другой зал, намного больше прежнего. Бросив пререкания, девушки поспешили за мной.

В зале причудливым образом переплетались будущее и прошлое, скреплённые воедино видениями из моих снов, — храмом, который поселился в них. В реальности он был иной, просторнее, ненормальнее.