При этом между Бармой и погонщиками разгорелся спор. Погонщики отказывались укладывать штативы теодолитов, концы которых были заострены. Все же мы уговорили погонщиков, и штативы были уложены острыми концами к хвосту слона. Кроме того, погонщики не хотели брать с собой канистры с керосином, так как, по их словам, запах керосина отбивает другие запахи, и слон будет плохо подчиняться погонщику. В конце концов все было улажено. Теперь нам оставалось только взгромоздиться на вездехода джунглей.
Без сноровки очень трудно взобраться на слона, тем более в ботинках. Мне на выручку пришел погонщик. Он взял хвост слона, намотал его себе на руку так, что метелочка волос на конце хвоста была в его ладони, и предложил мне наступить на живую ступеньку и дальше взбираться по веревке на спину. Я уперся в морщинистый бок ногой, схватился за веревку, и через несколько секунд был на спине слона рядом с моими товарищами. Погонщик уже оказался на его шее, и вот вся эта махина начала подниматься. Слон вначале поднялся на передние лапы, так что все сидящие на нем оказались в плоскости, находящейся по отношению к поверхности земли на шестьдесят градусов. Если бы в этот момент мы не держались за веревку, то неминуемо свалились бы вниз.
Я сидел на спине у первой грациозной слонихи и отпускал шуточки в адрес моих друзей, сидевших на второй слонихе. Мне казалось, что я крупно выгадал, сев на эту милую слониху с очень поэтичным именем Ратан Коли. Правда, подо мной был какой-то бугор, который я принял за веревку, но подумав, что в пути я ее смогу сместить и тогда буду сидеть удобно, успокоился. Мы тронулись в путь. Вначале мне путешествие даже понравилось. Очень приятное ощущение. Седока качает слева направо, затем шаг — и справа налево и одновременно вперед и назад. Бугор, который я принял за веревку, двигался подо мной, не давая мне как следует расположиться, но это мне особенно не мешало, я наслаждался. Прошло минут пять, и я понял, как жестоко ошибся, взобравшись на эту неуклюжую слониху. Все начинало раздражать. И монотонное покачивание из стороны в сторону, и легкие рывки вперед и назад. Но особенно невыносимым был двигающийся подо мной хребет. Я начал ощущать все его косточки. Они двигались подо мной, не давая возможности усесться, как следует. Я пробовал пересесть на бок, но тогда мои ноги, не находившие точки опоры, поднимались кверху, и я оказывался в напряженном состоянии, держась только за веревки. В таком положении более пяти минут не усидеть. Я сел верхом, обхватив круп слонихи ногами. Но здесь вся тяжесть моего тела опять падала на кости хребта, и мне казалось, что меня посадили на кол. Тогда я решил пересесть спиной к погонщику. Но это сделать было невозможно. Пересадка на ходу была сопряжена с большими трудностями: требовалось беспокоить соседей, сидевших рядом со мной. Я вертелся, как юла, стараясь найти удобное место. Но, увы, этого мне не удавалось. Прошло всего лишь каких-то двадцать минут, а впереди еще три с лишним часа хода! Вместо наслаждения я теперь испытывал только одно чувство — скорей бы прийти в лагерь и уж больше меня никакая сила не посадит на слона. Дудки! Я не сяду на эту животину и буду ходить только пешком. Вот так, ежеминутно вертясь и ожидая конца пути, я добрался наконец до нашего первого лагеря в Хараинча, который теперь вполне можно было назвать не «место, взятое силой», как его назвали в свое время непальцы, а «терпением достигнутый».
Когда мы подошли к лагерю и я слез со слона, у меня было единственное желание — залезть под брезент палатки и больше никогда из-под него не вылезать. К черту слонов и джунгли! Только спокойно лечь и закрыть глаза. Но этого мне не удалось. Надо было готовиться к ночлегу — устанавливать палатки и готовить ужин.
Вскоре наступили сумерки, а затем и ночь — первая ночь в джунглях Непала.