Сквозь Лица На Время (СИ)

— Я его спасла, — нервно раскачивается понурая подруга, сидя на кухонной табуретке. Вперед-назад, как заведенный маятник…

— Похитив малыша у матери?! — распекает Ал и так убитую своим импульсивным поступком Сенемду.

— Крохе бы вкололи ту же дрянь, что и моему Миэлю, — трясется подбородок подруги от недавних рыданий. — И он бы тоже спал. Всё время спал… Если мы сумели выяснить, что он тайно рожден от Тазрна, то они бы и подавно узнали.

— А другим таким же не вколят? Ты теперь всех собираешься похищать?!

— Слышь, Фифи? Нам пора подыскивать участок под интернат для недоТазранят! — ершисто бубнит себе под нос Джейзен, прямо тут же, на нашей кухне, изучающий поганые свойства фарм. препаратов, которые мы стащили со склада.

— Как тебе только в голову такое влезло?? — недоумевает Ал, вышагивая по потёртым плитам на полу.

Джейзен что-то химичит на лабораторном столе, установленном прямо посреди нашей кухни. Он подносит грушевидную колбочку с мерцающей жидкостью к носу, морщится и, вернув ее на подставку, набирает пахучий раствор в заранее подготовленный шприц.

— А я предупреждал, — сопровождает Джи свои действия колючим смешком. — В Сенемду вечно влезает что-то вредоносное, а отдуваться потом окружающим. Да, кузина?

Похабной шутке улыбается лишь младенец, ёрзающий на моих руках.

— Как его держать, чтобы не шевелился? — растерянно спрашиваю у всех сразу, оттого что боюсь не удержать мальца.

— Но чтобы при этом всё еще дышал? — хмыкает Джейзен, вводя препарат в хилое тельце серой лабораторной мышки.

Белых у нас нет, потому что их пришлось бы покупать, оформляя официальные документы как на питомцев. Им Тазрны из Департамента Охраны флоры и фауны еще и коды на коже выбили бы для отслеживания. Скрупулёзные параноики!

Ну что можно сделать с подопытной живностью? Подумаешь, Джейзен непреднамеренно превратил однажды трех жаб в зубастое подобие прыгучих крокодилов. Но стимуляция магическим кальцинатом, конечно, была тут же приостановлена. Не армию же он из них готовил!

— Давай мне, — забирает Сенемда малыша у меня из рук. — Вот так, видишь, полулежа ей будет удобнее есть, — подносит она бутылочку с детским питанием к довольно причмокивающим губкам.

— Это девочка? — спрашивает Джи, с внезапным любопытством. — Ну конечно! В этих ребятах слишком много тестостерона! — оживленно тычет он в мышь. — А я-то всё думал, почему Тазрны набрали в одну коробку флаконы с разными наименованиями Ж. Н./М и Ж. Н./Ж. Они же слишком педантичны, чтобы перемешать как попало! Оказывается, там были для мужских и женских особей.

— Новых я вылавливать не пойду, — выставляет Алькет перед собой ладони. — На меня и так уже бездомные в подземных клоаках посматривают как на конкурента.

— Не знала, что на улицах всё еще остались нищие, — удивленно оглядываюсь на Ала. — Разве их не забрали в общежития? Помнится, последних обеспечили жильем еще в две тысяча… — хочу назвать год, но осекаюсь.

Поздно.

На меня уже направлен пристальный взгляд всезнайки и понимайки Джи:

— Весёлые были годочки, да, Фифи? А чем ты промышляла в то время? — спрашивает он, доставая новую пищащую зверюшку из клетки. — Ал, твоим бездомным повезло. Сегодня к ним не идешь. У нас самочка тоже имеется.

Не люблю акцентировать внимание на своём долгожительстве. Чувствую себя доисторической рухлядью и в придачу получеловеком рядом с живыми и задорными друзьями.

— Им выдали крошечные апартаменты за чертой города, — рассказывает Алькет о нищенствующих жителях города. — Обязали работать. Но третьесортные профессии и дисциплина свободолюбивым бродягам не понравились, — разводит он руками. — В приютах же кормили бесплатно. Так что строить новую жизнь на мизерную зарплату и в поте лица согласились многие, но не все.

— И чем они занимаются сейчас? Те, кто вернулись в город? — хмурится Сенемда, перекладывая кроху в бывшую коляску Миэля, которую мы временно используем как кроватку.

Надеюсь, что временно! Потому что я мозг сломала, придумывая, как вернуть бедняжку несчастной матери! Она, наверное, с ума сейчас сходит, не зная, где ее ребенок.

М-да, учудила подруга…

Ал рассказывает об образе жизни несчастных попрошаек с улиц, но я уже не вслушиваюсь.

Образ матери, разлученной с дочерью, неминуемо, переносит меня мыслями в далекое прошлое.

Туда, где я через много лет увидела единственную, любившую меня кристально чистой любовью. Материнской, незамутненной зависимостью, переменчивыми страстями, надуманными принципами… ничем.

Илиск вернул меня к маме перед самой её кончиной. Он успел подарить нам с ней те незабываемо-счастливые дни, проведенные вместе. И это то, за что я буду благодарна ему вовек. Несмотря на всю тоску моей вечности, загубленной в безвылазном одиночестве.

Наверно, это тот самый вид женской благодарности, когда сознание навязчиво идеализирует своего спасителя. Даже если после он поступает неправильно или безосновательно жестко.

Хотя, знаете, не всё было так печально. Временами выпадали и деньки, приправленные задоринкой и пряной перчинкой!

Дикий Запад. Вторая половина ХlХ века.