Сквозь любовь и печаль

Восходит солнце, на бугре садится,
Откидывает жаркую полу,
И золотым лучом, как тонкой спицей,
Проводит по оконному стеклу.

И в тот же миг окно течет росою,

И мне уже не спится. Не до сна!
Я половицу щупаю босою
Ногой и половица холодна.

Крыльцо дымится утреннею влагой,

Озноб, входя неслышно под ребро,
И дрожью, и веселою отвагой
Переполняет детское нутро.

А дом уже живет, шумит и дышит.

Коня в оглобли пятят, ехать чтоб,
И, встряхивая шаль, на влажной крыше
Урчит сизарь, и раздувает зоб.

Летит солома, взрытая щенками,

Отец седелку на коня кладет,
И кто-то осторожными руками
Меня берет и через жизнь ведет.

«Умер…»

Умер…
Это не уехал.
Это хуже, это крах…
По каким пойду я вехам,
Вынырну в каких мирах?

Где, в каких – еще не знаю,

Но хотелось очень бы —
Чтоб деревня, домик с краю,
Стол, скамейка у вербы.

Дым прямой свечою в небо,

А в дому такое вот:
Молоко, краюха хлеба,
Печь протопленная, под.

В чугуне картошка. Мыта!

Синеглазка. Молода…
У крыльца свинья, корыто,
Брюква, сечка, лебеда…

Сват идет, в руках гармошка.

Куры бродят во дворе.
У кумы на платье брошка —
Капли солнца в серебре!

Тут же я, совсем не старый,

Не лентяй, не тугодум…
И весь вечер тары-бары,
И всю ночь шурум-бурум.

Дни, как родинки, похожи.

Живность, песни за рекой…
Вот умри, а там все тоже!
Ну и помирать на кой?..

«Жеребцы сходились во поле…»

Жеребцы сходились во поле,
В клочья рвали синеву,
Звонко ржали, глухо топали,
Выбивали мураву.

Грызли шеи, зубы скалили,

В жаркой солнечной пыли
Рыжими косыми скалами
Друг на друга боком шли.

От бойцов неогороженный

В стороне стоял пастух,
Наблюдал кобыл встревоженных
И не трогал этих двух.

Сами все узлы распутают!

Усмирять таких – беда,
Потому как дело лютое,
Полюбовное когда.

Июньское

Вынимаю космос из колодца.
Из колодца космос достается
Трудновато. Звезды тяжелы!
Солнышко играет. Вдоль деревни
Тополи гуляют. Вот деревья!
Пухом завалили все углы.

Во дворах спокойствие и пусто,

Тишина, а мне ничуть не грустно,
Здесь лечебный воздух; как рукой,
Он снимает хвори, чередою
Пахнет, родниковою водою,
Лугом сенокосным за рекой.

Не с того ли несказанно славно

Коромысло переходит плавно
В два слегка приспущенных крыла,
Красками сверкающих на солнце.
Расшумелись ласточки в колодце.
В полосе молчат перепела.

Не пора еще им. Не тоскуют.

Не тоскуют, вот и не токуют.
Вновь июнь уходит в никуда.
Засмеялись девушки в беседке,
Яблоки наметились на ветке,
Вылетели птицы из гнезда.

И, от жизни становясь белее,

Я, о том нисколько не жалея,
Жизни улыбаюсь – хороша!
Цепь крепка, от тяжести не рвется,
До чего же небо сладко пьется
В полдень из дубового ковша!