Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи

Мурга — так звали этого бурого медведя — не случайно преследовал Черного Царапа. Когда он был еще двухгодовалым пестуном, на него напал гималайский медведь и едва не задушил. Спасла мать, оказавшаяся рядом. Глубокая рваная рана на холке между лопатками давно зарубцевалась, но нет-нет давала о себе значь — связывала движения передних лап, особенно во время драк. Потом у него случилась еще одна встреча с сородичем Черного Царапа. В позапрошлом году весной тот грабил осенние запасы кеты, сделанные Мургой, и он застал вора на месте преступления. В завязавшейся драке Мурга как следует потрепал его, но тот сумел вырваться из его лап и спасся бегством на дерево.

Теперь Мурга преследовал любого из сородичей Черного Царапа до тех пор, пока ему не надоедало ходить по их следам или пока он не изгонял их прочь из округи. Да и по натуре Мурга был агрессивен и не терпел по соседству кого бы то ни было из своих дальних или ближних сородичей. Но в Крутых отрогах, где он искал свиданий со старой подругой Мугу-плешивого, его соперником оказался очень сильный и ловкий молодой медведь, который чуть не сломал ему шею.

Теперь, злой на весь свет, но больше всего на соперника, он срывал старые и новые обиды на Черном Царапе.

В Моховой пади Мурге понравилось, и он решил поселиться здесь. Но уже назавтра он напал на какой-то незнакомый запах на траве и повел след. Дело было в поздние сумерки. Вскоре он очутился на Черемуховой релке. Высунувшись из зарослей вейника, Мурга оторопел: впереди колыхался огромный живой красный цветок, а возле него двигались непонятные двуногие существа. Он никогда не видел Человека, никого в тайге не опасался и поэтому сейчас вовсе не испугался, просто ему стало любопытно. Чем дольше бродит зверь по тайге, тем больше у него случается всяческих встреч. Но не каждая встреча обязательно приводит к нападению. Напротив, подавляющее большинство таких встреч кончается мирно даже среди сильнейших — кто-то сворачивает в сторону и уходит. Осторожность и еще раз осторожность — вот чем руководствуется каждый зверь. И если сильный хищник встретится с объектом своей постоянной охоты, добыча постарается заранее ускользнуть.

Мурга сейчас не охотился, он был сыт — только что объел гроздья дикого винограда со старой лианы, опутавшей куст орешника. Просто его заинтересовали непонятные запахи, а теперь вот и этот живой красный цветок, и двуногие существа. Ничего подобного он еще не видел. Он сделал еще несколько шагов вперед, но в эту минуту на него нанесло дым костра, что-то едкое ударило в нос и испугало его. Чихнув несколько раз, Мурга повернул прочь и рысцой убежал с Черемуховой релки.

С той поры он не заглядывал сюда. Больше того, если встречал в тайге незнакомые запахи, что завели его на Черемуховую релку, — запахи Человека, немедленно уходил в сторону.

В первые же дни обитания в Моховой пади он потерял след Черного Царапа, но напал на следы Большой семьи. К середине июля она еще оставалась в дубняке или кедровнике, добирала остатки прошлогоднего урожая желудей и кедровых орешков. Иногда кабаны совершали круговые обходы всей Моховой пади в поисках более разнообразного корма. Паслись они большей частью врассыпную, но отдельные выводки держались на определенном расстоянии друг от друга и на ночь собирались вместе. Лишь старые секачи отшельничали, паслись и бродяжничали поодиночке, потому что могли выдержать бой с любым хищником.

Мурга хорошо знал диких кабанов. Он не раз охотился на них, получил однажды достаточно хороший урок при попытке напасть на секача и теперь был очень осторожен в выборе объекта для охоты. Вот и сейчас обнаружив знакомый запах у нижней границы дубняка, он повел след со всей осторожностью. След вывел Мургу к среднему течению Барсучьего ключа. Вдруг он почуял запах свежей крови. Забыв об осторожности, ринулся вперед через густую заросль дудника и прямо с ходу наткнулся на тушу крупного подсвинка со свежеразорванным и отчасти выеденным боком. Вот это находка! Мурга придавил тушу передними лапами, прилег на живот и с жадностью принялся отрывать куски совсем еще теплого мяса.

А в это время Корней Гаврилович и Сергей Прохоров возвращались с верховьев Барсучьего ключа, где они учитывали кормовые угодья для соболей. День стоял тихий и душный — лес продолжал испарять влагу, принесенную ливнем. Кроны деревьев полнились птичьим гомоном, характерным для середины июля, когда пернатая молодь, поднявшаяся на крыло, учится своим песням и правильному произношению своих птичьих слов.