Сквозь огненные штормы

- Что там у вас стряслось? - спрашивает.

Я и объяснил ему. Узнав, что Фармагей достал пружину с такой глубины, он призвал его к себе, для согрева налил ему того, что следовало по тем временам, и поблагодарил по-командирски, по-флотски.

Такие на войне были обычаи, хорошие они или плохие, хвалить, а тем более осуждать не буду, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Хотя все зависит от самого человека: большой ты начальник или малый, или вовсе не начальник, а надутый пузырь - маленький на громадной поверхности моря.

Помнится, 3 октября после проводки конвоя мы получили приказ прибыть в Сухуми. Нас, привычных ко всяким вводным, быстрая смена обстановки не пугает: Сухуми - так Сухуми.

- Ждать указаний, находиться в немедленной готовности к выходу! - приказали нам по прибытии в Сухуми.

Сижу на рубке, когда подъезжают две «эмки». Значит, начальство.

Подхожу, представляюсь:

- Командир ТКА-42 старший лейтенант Рогачевский.

Генерал- лейтенант пожал руку, спрашивает:

- Катер готов к выходу?

- Так точно!

- Ну пойдем, - говорит он другому генералу. Попрощались с провожающими, поднялись на катер.

- Смирно!

- Вольно!

- Куда идти?

- В Туапсе.

- Есть!

Отходим от пирса, ложимся на курс вдоль берега, набираем обороты. Держим 40 узлов. Катер идет, как по маслу. Сзади - приличный «петух» из-под винтов, спереди - «усы» от переднего редана полукругами. Красив катер, прекрасен берег. Генералы стоят за моей спиной довольные, любуются природой, громко разговаривают. Даже на сердце радостно. На траверзе Сочи идет навстречу БТЩ - базовый тральщик, хороший такой, [237] аккуратненький кораблик. Генерал-лейтенант, наклонившись ко мне, кричит:

- Нельзя ли поближе, хотим посмотреть корабль.

Киваю головой, мол, понял. Подворачиваю, чтобы пройти метрах в 50-ти. Сам тоже бросаю взгляд на БТЩ, виноват, отвлекаюсь. И тут катер неожиданно прыгает - раз, второй! Попали на развал волны тральщика, сто чертей! Мои генералы падают с подножки, аж фуражки покатились в трюм. «Ну, - думаю, - нагорит».

Уменьшаю ход, начинаю извиняться. И вдруг в ответ слышу:

- Ничего, мы ведь сами попросили, - отвечает на мои извинения генерал-лейтенант спокойным голосом.

А в порту, сойдя на причал, генерал снова жмет мне руку и благодарит за прекрасную морскую прогулку. Затем сует мне большой сверток.

- Это нам приготовили на дорогу, - говорит он. - Но уже без надобности. Угоститесь.

Этот обаятельный генерал-лейтенант был командующий Черноморской группой войск Иван Ефимович Петров.

К сожалению, угоститься не пришлось. Там же на причале у меня, вконец растерявшегося, неожиданно из рук забрал сверток Петр Васильевич Рубцов.

- Тебе еще рано генеральский харч есть! - смеясь, сказал он и вместе со своим закадычным другом Яшей Лесовым, постарше возрастом, как и Рубцов, тут же удалились. Мне осталось только одно: после удовлетворить свое любопытство.

- Что там было в свертке? - спросил я Петра Васильевича.

- Коньяк и закуска! - снисходительно бросил он.

Так это было или нет, но я огорчился не сильно: к спиртному пристрастия не имел, а, к тому же, говорили бывалые, - коньяк клопами отдает…

Некоторое время спустя мне довелось еще раз выполнить подобное задание: следовало доставить в Геленджик флотского начальника контр-адмирала… Те же 40 узлов. Та же штилевая погода. Прошли Джубгу. И тут боцман, хлопнув меня по голове, показывает рукой справа вверх. Смотрю: шесть бомбардировщиков следуют встречным курсом на юг. Кивнул головой. Думаю: «Надо действовать по науке - адмирал на борту!» [338]

- Дать опознавательные! - кричу. Боцман выпускает белую ракету, а я делаю крутой поворот влево - этот комплекс действий обозначал на данный момент для нашей авиации сигнал «Я свой корабль». Глядь на самолеты: ужас - бомбардировщики противника! А я им еще и опознавательные дал! По науке… Хотя они нам и не страшны: на встречных курсах атаковать им трудно, разворачиваться из-за нас не станут - но ведь при начальстве конфуз… С досады увеличил ход до 50 узлов. Так и влетел в бухту Геленджика. Обойдя входной мыс Толстый, последовал к городскому причалу, сбросив скорость до 32 узлов. «Ну, - думаю, - покажу хоть класс при швартовке».

«Стоп». «Назад». «Глуши». Тут все по науке тоже. Содрогнувшись, катер стал. Затем мягко подходит бортом к причалу. Боцман и радист с набранными швартовыми стоят на местах. Но радист в расстроенных чувствах: потерял бескозырку - на большой скорости ее сорвало с головы и швырнуло за борт. Он то с этого расстройства и учудил. По команде «Подать швартовы» радист вместо пирса набрасывает флаги конца на адмирала, стоявшего у рубки катера. Тот, брезгливо сбросив с себя грязный швартов, даже не ответив на мою сверхгромкую команду «Смирно!», спрыгнул на причал и, не оглянувшись, пошел к ожидавшей его легковой машине.

Какая уж тут благодарность за «прекрасную морскую прогулку» и сверток с коньяком и закуской для Петра Васильевича и Яши Лесова. Видимо, такая щедрость среди высоких начальников попадается не часто…

…А бои шли на суше и на море.