Долго думали, делать ли привал – или тогда запах костра отпугнет зверя? Был почти полдень, и все порядком устали и проголодались. В итоге решили не рисковать, выпить остатки чая из термоса и перекусить тем, что захватили с собой.
Пока взрослые спорили, Сергей забрался ко мне на сидьбу и принялся фотографировать. Мы хорошо поместились там вдвоем. Отцы внизу обсуждали, хватит ли рюкзаков, если возьмем лося. Или кабана. На подсвинка, впрочем, точно хватит. Как только они заговорили о кабанах, к воде из леса вышел табун диких свиней. Мы с Сергеем замерли, разглядывая их. Две большие свиньи, три подсвинка и несколько поросят этого года – они играли и путались в ногах у взрослых, и я не могла посчитать, сколько именно их было. Стадо по колено вошло в реку и стало пить. Пили долго, не отрываясь и не оглядываясь, не боялись ни людей, ни хищников. Мы смотрели, Сергей щелкал фотоаппаратом. Взрослые свиньи напились, вышли на берег и наблюдали, как поросята плещутся в воде, визжат, прыгают друг на друга и падают. Наши отцы, занятые разговором и поиском второй сидьбы, не слышали их. Так прошло несколько длинных минут. Мы с Сергеем переглядывались, но никто из нас не говорил родителям о кабанах. Они были близко, на расстоянии выстрела, и мы видели поросячьи поперечные полоски.
– Пусть дети смотрят, вдвоем сподручнее, – раздался снизу голос отца.
– Дети, – окликнул Игорь Петрович. – Мы не нашли второй настил. Будем караулить по очереди.
– Да глядите зверя не проморгайте! – крикнул отец.
Свиньи медленно развернулись и, отряхиваясь от воды, скрылись за деревьями. Я услышала, как Сергей облегченно выдохнул. Но мы просидели совсем недолго: оттуда же, куда ушли свиньи, вышел олень. Он осторожно осмотрелся, потом медленно, продолжая оглядываться, вошел в воду по колено и стал пить, склонив голову. Напившись, олень прямо по реке побрел в сторону солонца. Мы вытянули шеи, глядя, как он лижет соль.
– Чего там? Увидали оленя? Али еще кого? – спросил отец снизу.
Нас выдал интерес и вытянутые шеи. Отец ловко вскарабкался на дерево – и тут же увидел оленя.
– Сохатый! Сохатый, етить иво мать!
Отец резво спрыгнул на землю, схватил ружье и зарядил двумя патронами. Потом вспомнил, что мы здесь с туристами, и с сожалением сообщил Игорю Петровичу:
– Сохатый на солонце.
Мы с Сергеем спустились вниз. Игорь Петрович забирался по перекладинам. Он уселся на доски, вскинул винтовку на плечо и долго целился. Я смотрела на него снизу и представляла себе оленя. Как он слизывает соленую поверхность, как бьется жилка на его шее, какие у него влажные коричневые глаза. Игорь Петрович целился долго, и я уже подумала, что он не станет стрелять. Но он все-таки выстрелил. Потом отнял винтовку от глаз и посмотрел в ту сторону, где был олень.
– Промахнулся! Промахнулся, вот зараза!
– Но хоть задел? – спросил отец.
– Кажется, да.
– Айда посмотрим. За подранком легко пойдем.
Мы спустились обратно, почти к реке. Отец ткнул пальцем в утоптанную тропинку:
– Вот кабанья тропа. По ней уходил.
Он показал нам следы и капельки крови.
– Эх, несильно ранил, уйдет.
Мы двинулись дальше по следам. Тропа шла глубже в лес, но олень свернул влево и поднимался по сопке, нависавшей над речным изгибом.
– Молодой. Глупый. Наверх поднимается, – прокомментировал отец, найдя капли, ведущие в сторону. – По тропе мог уйти. Отсюда не уйдет.
Он жалел каждое убитое животное, поэтому чаще бил птиц и зайцев – этих было не так жалко.
Мы шли по следам. Олень пытался запутать нас, но кровь на земле и листьях выдавала его. Он петлял между деревьями, поднимаясь все выше. И вот нам уже открылся обзор на сопки, которые расходились во все стороны, как зеленое море.
– Вон, вон, уходит! – громко прошептал отец.
Мы шли по чистому лесу. Деревья стояли редко, никаких непроходимых мест.
– Я тоже вижу! – воскликнул Игорь Петрович.
– Давайте передохнём. – Отец остановился, тяжело дыша. – Трудно подниматься.
Мы немного подождали, пока он отдохнет. Игорь Петрович протянул сыну винтовку.
– Держи. Твой будет.
Сергей нехотя взял.
Мы пошли дальше и выше, и я увидела оленя, уходящего вправо и вверх.
– Вон, вон, смотри! Остановится – стреляй.
Мы подошли еще ближе. Олень заметил нас и занервничал, стал суетливо уходить.
– Видел, видел? – спрашивал отец.
Сергей отрицательно мотал головой. Мы снова нагнали оленя, но Сергей не видел его, я даже подумала, что он врет, так как не хочет напрямую отказываться от охоты. Но тогда отец – мой отец, – показывая в сторону оленя, зашептал:
– А ты закрой глаза, да представь себе оленя этого. Рога, голову, ноги.
Я представила вздрагивающие оленьи ноздри и то, как зверь нервно оглядывается, когда слышит позади наши голоса.
– И потом полегше будет.
Мы нагнали оленя почти наверху, он стоял на камне, прямо над обрывом. Камень врезался параллельно в сопку. Сергей привалился к стволу, вскинул винтовку на плечо, зажмурился, потом длинно выдохнул и посмотрел в прицел.
– Видишь?
– Да.
В этот момент под кем-то из нас хрустнула ветка. Олень беспокойно оглянулся. Он знал, что мы рядом, но не видел нас и тревожился.