Сквозь огонь

Сергей вырвался из капкана пролома и шарил в темноте, ища меня. Я поймала его руку и укусила что было сил. Он заорал и отшвырнул меня так, что я ударилась о противоположную стену зимовья. Сергей подполз ко мне, нашел и схватил руку, сжал запястье и попытался поймать вторую. Я колотила его по лицу и спине свободной рукой, он молча искал ее и поймал, тоже сжал запястье, завел обе руки за спину и прижал к полу. Тогда я потянулась и с невиданным удовольствием вцепилась зубами в его шею. Прикусила и не отцеплялась, а он орал и дергался, и я дергалась вместе с ним. Он выпустил мои руки, тогда я отпустила его, и он отполз подальше, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Я потрогала щеку, запястья и те места, которые болели. Боль стала уходить, я не нащупала ни шишек, ни крови. Сергей стонал и охал в своем углу. Я перевела дыхание – с воздухом выходили остатки злости – и подползла ближе.

– Отойди, ненормальная, – зашипел он, услышав меня.

– Дай посмотрю, что у тебя там.

– Уйди, говорю. – Сергей тяжело дышал, но я поняла, что сейчас безопасно, не ударит.

Он мотнул головой, когда я прикоснулась к его лицу, но затих и дал ощупать разбитый нос, скулу и опухоль на шее, из которой сочилась кровь.

– Надо промыть рану, – прошептала я, с ужасом понимая, что не найду дорогу назад.

– Дура, – устало сказал он.

Я распахнула дверь избушки и спрыгнула на землю. Кромешная темнота, только пара светляков видна. Небо затянуто облаками, ни звезд, ни луны. Трава была мокрой – это выпала ночная роса, и резиновые подошвы моих китайских кроссовок заскользили. Я ощупью открыла дверь избушки.

– Ничего не видно. Дождемся утра.

Сергей шумно дышал у входа. Я пошла в противоположный угол зимовья. И тоже ухнула в провал, но не упала, выдернула ногу. Потом легла в углу, накрылась какой-то валявшейся там тряпкой и уснула.

Родители нашли нас на рассвете. Меня разбудил холод и встревоженные голоса. Я поднялась на локте, огляделась. Обычное зимовье, каких десятки в тайге: деревянный пол, вдоль одной стены – широкая скамейка, на которую мы почему-то не наткнулись ночью. Чугунная печка со съемными кругами для готовки. Несколько вбитых в стены гвоздей для одежды. На подоконнике – соломенная куколка без глаз и рта, но в сарафане. В единственное окно льется слабый утренний свет. Сергей тоже проснулся и осмотрелся. Хотел встать, но опустился на пол.

Родители нашли нас по примятой траве. Пошли сразу, едва рассвело, догадалась я. Дверь избушки распахнулась, и в проеме появилось встревоженное лицо отца. За ним маячил такой же встревоженный Игорь Петрович.

– Здесь, здесь, живые! – воскликнул отец.

Он вошел, перешагнув через ноги Сергея, который все еще лежал и даже не пытался подняться, и сразу же угодил в пролом в полу.

– От, дыра прогнила.

Отец быстро выбрался и присел ко мне.

– Што, заблудились?

Я кивнула, благодарная за невольную подсказку.

– Дошли сюда, решили заночевать, – сказала я.

Игорь Петрович наклонился над сыном и помог ему встать. Сергей не поднимал на него глаз.

– Полез на дерево, чтобы найти наш костер, и упал, – пояснила я.

Сергей выглядел ужасно. Нос распух, он ноздрей к губам тянулись коричневые дорожки. На шее была жуткая опухоль сине-багрового цвета, где нервно пульсировала вена.

– Пойдемте в лагерь, промоем, и домой. Ничего, жить будет, – виновато сказал отец Игорю Петровичу.

Мы отправились обратно.

– Чего вы сюда поперлись? – прошипел мне отец на ходу.

– Я – в туалет, он – за мной. Потом, наверное, не в ту сторону повернули. Далеко от лагеря?

– Да метров триста… Сильно испугались?

– Вроде нет. Помню же – блуждать не надо, надо сесть и ждать.

– Молодец, что запомнила.

Мы шли тем же маршрутом, что вчера, по примятой траве.

– Пап, почему мы живем в палатке, а тут рядом зимовье пустое?

– Так гнилое оно. Древоточец поел. В любой момент обвалится.

Я остановилась, оглянулась на избушку. При свете дня она выглядела заброшенной, крыша поросла травой и тонкими деревцами. Жилище, где мы провели ночь, было уже мертво, и я задрожала от мысли, что снова прикоснулась к смерти. Сорвалась, побежала обратно к избушке, остановилась у ее угла. Бревна казались крепкими и надежными, способными простоять еще век или больше. Я нажала пальцем, и палец провалился, посыпалась труха вперемежку с личинками, жирными, белыми, с черными головками. Я нажала на пролом ладонью – дерево крошилось, вниз падал и невесомый прах, и поедающие его черви. Я попятилась, потом развернулась и побежала назад, к живым.

Скоро мы вышли к прозрачному озеру и палатке, быстро собрались и поехали обратно, чтобы как можно скорее отвезти Сергея в больницу.

* * *

Семь лет спустя отец и мать приезжали к нам на свадьбу. Мы не закатывали пир горой – сами еще не зарабатывали, а тратить деньги свекра было совестно. Пригласили родителей и нескольких университетских друзей в кафе. Обычное семейное торжество, даже платье не новое, я была в нем на юбилее свекра полгода назад.