Сквозь огонь и воду

– Я не священник, даже не мент, чтобы ты передо мной оправдывался. Главное, не намерения, а дела. Какого черта я им понадобился?

Козлов прикрыл глаза, подумал: “Если буду врать, он меня здесь и прикончит. Хотя нет, он не похож на убийцу, который убивает всех без разбору”.

В своей жизни журналисту пришлось повидать много. Он хорошо понимал людей. “Он способен убить, – подумал Анатолий, – но только в случае самообороны или мести. Лучше мне отмежеваться от Шпита."

– Я скажу тебе правду, все, что знаю.

– Ты должен сказать больше.

– Не понял…

– Ты, как журналист, владеешь информацией и наверняка делал кое-какие сопоставления. Они-то мне и нужны, потому что самому мотаться по городу и узнавать все по крупицам нет времени, – и Дорогин демонстративно посмотрел на часы.

– Я в пятнадцать минут уложусь, – забормотал Козлов и попытался подняться.

– Осторожнее, с обрыва свалишься, – предупредил Дорогин, хватая журналиста за рубашку.

И вовремя: еще немного и Козлов рухнул бы с высокого обрыва на гальку пляжа. Разбиться бы не разбился, но кости поломал бы.

– Спасибо, – машинально ответил Козлов.

– Не стоит благодарности.

Эти две автоматически брошенные фразы довершили дело. Теперь и Анатолий полностью доверял Дорогину. И Сергей готов был поверить в то, что услышит.

– Шпит – отпетый головорез, и его подручные – Садко с Лебедем тоже.

– Мне показалось, они твои друзья?

– Он важный человек в городе, и я не могу с ним не считаться, если он чего-то требует, приходится выполнять.

– Это лирика, – напомнил Дорогин.

– Когда выловили автодиспетчера из аэропорта, я сразу понял: это почерк Шпита. Диспетчер сдал информацию о том, что в Сочи прибудут деньги и их повезут в Абхазию. Вот и поплатился за это жизнью – утопили.

– Кто такой диспетчер?

Козлов улыбнулся. Он вновь почувствовал себя в своей тарелке – человеком, которому известно многое.

– Это интересная семейка. Пятеро братьев, все раньше жили в Новом Афоне. Самый знаменитый из них – старший. В восьмидесятых годах он убил жену и ее любовника, отрезал головы и где-то повесил их сушить. Так и не рассказал милиции, куда девал головы. Отсидел свой срок, вышел и поселился в горах, возле Нового Афона. Головы теперь у него стоят прямо в доме. С тех пор он ни с кем не контактирует, только с братьями.

– Да уж, тут земля обетованная, – пробормотал Дорогин.

– Вы не подумайте, он, по местным понятиям, уважаемый человек. Не каждый способен на такой подвиг. Его, несмотря на то, что он грузин, абхазы не тронули. А остальные братья подались кто куда: один – в автодиспетчеры, другие – в партизаны. Я как-то материал об их семейке в газету написал, потому и знаю их историю. Ее в Новом Афоне все друг другу пересказывают.

– Неужели диспетчер верил в то, что Шпит оставит его в живых? Козлов ухмыльнулся.

– Нет, все не так было. Хотя, возможно, я и ошибаюсь. До сих пор никто не может опознать мужчину, сдававшего фальшивую сотню и застрелившего милиционера. Странная история, согласитесь. Или, может быть, вы о ней ничего не знаете?

– Слышал.

– Его зовут Давид. Он младший брат автодиспетчера. Я в морг зашел, переговорил с судмедэкспертом. Он мне кое-что рассказал. Говорит, что мужчина этот довольно часто стреляет из АК: следы пороха сохранились даже в постиранной одежде, мозоль на пальце, синяк на плече. В Сочи и Адлере бандиты из АК не стреляют. Тут давно весь бизнес попилен, поделен. Если и случаются разборки, то лишь с пистолетами и ножами, или бомбу втихаря подложат. Автомат для города – шумное оружие… С виду мужчина – грузин, я присмотрелся к нему, вспомнил: раньше я его в Новом Афоне видел, когда материал о засушенных головах писал. Давид его зовут, он младший брат автодиспетчера.

– Вспомнил и никому не сказал?

– Зачем?! Если бы спросили, я, может, и сказал бы. Тебе же рассказываю.

– Гнусный вы народец, журналисты.

– Профессия обязывает, тут уж ничего не поделаешь, при всем моем расположении.

Козлов и сам не понимал, какую ценную информацию подбросил Дорогину. Теперь все становилось на свои места. Теперь Муму сообразил, откуда взялась фальшивая сотня, за которую Давид поплатился жизнью.

– Из какого банка пришли деньги? Ты в статье об этом писал, – спросил Дорогин.

– Из московского. “Золотой червонец” называется. Банк ничем особенным не примечательный, если не считать того, что выстоял в дефолт.

Дорогин поднялся, отряхнул колени от налипшего песка.

– Свободен, – он хлопнул Козлова по плечу.

– В самом деле? – не поверил в удачу Анатолий.

– Свободен, но от тебя требуется небольшая услуга. Если выполнишь, то жить останешься. Нет – пеняй на себя, журналист…

Козлов поднялся, распрямил плечи, взглянул в бездонное небо, вдохнул полные легкие свежего морского воздуха и почувствовал, как нестерпимо ему хочется жить. Конечно, человеку хочется жить всегда, но иногда это ощущается особенно остро. Шум ветра в кронах кипарисов, слабое мерцание звезд, шелест прибоя… Решительно не хотелось уходить из этого мира.

– Черт с тобой! Я согласен. Если, конечно, никого убивать не придется.