Сквозь пространство

Ей не верилось, что совсем недавно они с Мэлом сидели на большой ветке, а его губы нежно касались ее кожи. Все казалось таким далеким и будто бы неправдоподобным. Слишком уж спокойная и идиллическая картина. Но именно в этом вдруг всплывшем воспоминании, как ни странно, она смогла найти силы, чтобы вынырнуть из воронки времени, засасывающей ее в лабиринты собственного ужаса, раскаяния и циклично повторяющегося одного единственного момента — когда Мэл оглушил округу криком, наполненным непередаваемой болью. Он ревел словно раненное животное.

Собравшись, Джини смогла преодолеть состояние, больше похожее на забытье, и заметила, что Мэл снова забился, пытаясь освободить руки. Она не особо вслушивалась в слова Нарисы, что-то бормотавшей Мэлу все это время, впрочем, Вирджиния могла сказать с уверенностью, что Малкольм тоже не проявлял чудеса слуха. Так что спектакль Нарисы проходил без зрителей. Какая жалость. У Джини вдруг вырвался нервный смешок.

— Что? — вдруг прошипела бывшая начальница, резко оборачивая лицо к ней.

Джини поджала губы, но тут же поморщилась. На каком-то подсознательном уровне она все время забывала, что ее лицо было покрыто ушибами и царапинами, а потому привычная мимика могла вызвать болевые ощущения.

«Черт».

— Что ты ему дала? — сипло проговорила она.

Нариса раздраженно засопела, видимо, поняв, что ее никто не слушал.

— Глупые, — проскрежетала она. — Он будет бесполезен в судорогах. Это обезболивающее. Ему станет лучше, — Нариса вдруг лающе рассмеялась. — И ходить он не сможет. Пока.

— Я совсем вас не узнаю, Нариса Петровна, — медленно произнесла Вирджиния, наблюдая за мечущимся взглядом Мэла. — Ему нельзя было сейчас давать какие-то ягоды с наркотическими свойствами. Учитывая, что совсем недавно он пережил, вероятно, не одно сотрясение и болевой шок, такого рода препараты могут воздействовать на нервную систему неожиданным образом. Малкольм бывший военный, в конце концов. Вы видите, что вы с ним сделали? — от бессильной досады и злобы она качнулась на носочках, дернув веревку. Но труба ожидаемо не поддалась. Только запястья отозвались болью. — Ему плохо. Он что-то бормочет, у него дезориентированный взгляд. Либо у Малкольма началась лихорадка, и как следствие — галлюцинации, либо последние пришли сами по себе из-за многократно усиленно эффекта на организм этого растения, что вы держите в руках. Человеческий мозг еще до конца не изучен. Кто знает, что вы только что натворили. Но вы все тут глупцы, если думаете, что после содеянного Мэл отправит ваше сообщение бороздить космос. Я понятия не имею, как обращаться с той техникой, а единственного, кто мог с этим справиться, вы только что изувечили…

— Заткнись, — резко прервала ее Нариса и подошла ближе. — А теперь послушай меня, идиотка. Я давно планировала эту экспедицию. И все пошло под откос из-за лазутчика Союза. Мне нужна была лаборатория, а не ее пепел. Там были все наработки. Формулы. Эксперименты над людьми. Я хотела сделать еще, — по мере того, как ее голос набирал силу, Нарису все сложнее было понять. Звучание ее слов стало походить на скрежет. — Но я не сдамся. Не зря я столько лет провела на Земле. Собирала информацию. Я хотела изменить и вас с Малкольмом. Вот бы его мамаша повеселилась на том свете. Ее сына сделали таким же уродом, каких она сама же и породила. Я тоже была здесь. В группе разработчиков. А она испугалась. Сбежала. Мы стали не такими, каким ждал Союз. Они хотели непобедимых воинов. Не знающих страха и боли. Они получили нас, — она провела рукой по шее Вирджинии, царапая ее кожу. — Когда Союз понял, что сделал, они попытались от нас избавиться. Избавиться от моих деток. Переубивать их. Я ввела себе последнюю версию сыворотки и спасла оставшихся. Никто не знал, — она рассмеялась, будто это была отличная шутка. — Мы скрылись. На время. Оплакивая утраты и собираясь с силами. Как только смогла вернуть человеческий вид, то послала сигнал Союзу. Чтобы забрали чудом выжившую ученую, — Нариса усмехнулась. — Всю информацию обо мне засекретили. Правду знали лишь два человека в правительстве. Мне нужно было время все продумать. И я была готова вернуться. Сейчас. Какая жалость, что в то же время на смертном одре те два идиота решили очистить совесть и уничтожить воспоминания, послав Эмму в качестве исполнителя. Мой идеальный план рассыпался, — взгляд Нарисы стал каким-то отстраненным. Она замерла в нескольких сантиметрах от Джини, а горячее дыхание опаляло жаром ее щеку. Вирджиния нервно сглотнула, ощущая, что острые зубы Коллекционера оказались слишком близко к ее сонной артерии. — Все. Пора, — вдруг проскрежетала Нариса и отстранилась, — Мы заберем вас на рассвете и пойдем к вышке.