Сквозь седые хребты

– Здесь уже прозвучало о том, что нам есть чему поучиться, опираясь на накопленный нашими коллегами опыт, – подвел черту Зеест. – Трудность и неизвестность в том, как сей опыт приживется у нас? Так? Так, конечно! Разве инженер может быть личностью не творческой? Смею вас заверить, нет. А потому давайте мыслить в делах своих, хотя и сугубо технических, творчески. В начале сегодняшнего разговора я не случайно заметил о том, что именно мы замыкаем цепь в стальной магистрали, протянувшейся через всю Россию. Так что надобно постараться. И нам здесь, как говорится, все карты в руки. Возможно, повторюсь, но напомню, что строить надо так, чтобы после не перестраивать. Такого же принципа строго придерживались и на предыдущих дорогах Сибири.

Техсовет окончен. Зимний день короток. Быстро пробегает по пасмурному небосклону тусклое солнце. На глазах сгущаются фиолетовые сумерки.

Покровский возвращался с Митрофаном к себе в лагерь. Домой, как он все чаще думал.

…Алексей просунул руку к кармашку кителя под тулупом. Там лежал свернутый надвое конверт с письмом. Чернильные буковки совсем поистерлись. Алексей выучил это последнее письмо наизусть. Новых весточек не было. То ли почта задерживалась, то ли в Петербурге какие проблемы?

«Здравствуй, дорогой Алешенька! Спешу отправить очередное свое послание. И если сложить вместе все письма, что ушли к тебе, получится некая круглая цифра. Угадай, какая? Я тешу себя единственной мыслью, что всему на свете предположен предел. Будет он и нашей разлуке. Но, по-прежнему, все остается в полнейшей неопределенности, как, собственно, неопределенны и твои планы на будущее. На этот счет ты равным образом ничего не сообщаешь. Причины тому? Полагаю, кроются они в неведении того, чем займетесь вы с товарищами по службе после завершения своей миссии в Сибири. Беспредельно скучаю. Знаешь, Алеша, с некоторых пор я стала даже забывать черты твоего лица и если бы не чудо века – фото… По дому у нас все обыкновенно. Только папенька немножко прихварывает. Ты же знаешь. Его давнишние военные походы. Павлушка совсем вырос. В июле собирается держать испытания в кадетский корпус. По всем учебным дисциплинам у него показательно. Избрав путь военного, хочет продолжить семейную династию. Маменька была отчасти против. Она и теперь не совсем спокойна, но упрямство Павлуши… Тем паче, что папенька – обеими руками за военную карьеру. Да, Алеша, чуть не пропустила сказать. И, пожалуй, очень важное. По возвращении твоем из Сибири имеется возможность получить направление на линию С.-Петербург – Петергоф. Папенька может обещать по части протекции. А в городских кругах прошел слух, что строительство дороги в Сибири будет ускорено. Об этом писали в газетах. В частности, в „Санкт-Петербургском вестнике“ напечатали постановление Государственной Думы. Все это дает веские основания надеяться на приближение срока твоего возвращения. К сему Ирина. С.-Петербург. 5 января сего года».

* * *

Ночью инженеры проснулись от шума в поселке. Заливались лаем собаки. Кто-то громко кричал, кто-то ругался страшными словами. Прозвучали даже два или три выстрела. В эту ночь Покровский с Магелланом ночевали на разъезде в восемнадцати верстах восточнее железнодорожной станции Могоча. На разъезде располагалась перевалочная база. Необходимые материалы для строительства дороги поступали с речной пристани Часовинки, где на Шилке разгружались прибывавшие с грузами баржи. Судоходный сезон длился с первых чисел мая до конца октября. От Часовинки до разъезда недавно протянули узкоколейку. Сначала груженые платформы доставлялись конной тягой. Позже появился первый паровоз.

…Предыдущий день выдался напряженным и утомительным. После изнурительной дороги на продуваемой всеми ветрами дрезине, а после в крытом возке, запряженном двумя лошадьми, пришлось еще решать многие вопросы в Могоче и здесь, на разъезде.

Несколько свежесрубленных и обшитых еще смолистыми досками станционных домиков у высокой железнодорожной насыпи. Деревянная платформа. Длинные серые бревенчатые пакгаузы. Все это располагалось на некотором возвышении. А чуть пониже притулились старые лачуги старателей. По направлению к сопкам, среди которых выделялась своим острым верхом одна, похожая на маяк, расстилалась обширная марь, занесенная снегом. За нею – скованная льдом река Амазар, русло которой в изгибе тесно прижималось к крутым склонам сопочной гряды. Названия у разъезда, а он находился на главном ходу магистрали, пока не было…

Оба инженера так и не смогли как следует отдохнуть из-за шума пьяных старателей. Покровский и Магеллан увидели их на следующий день. Худые и костлявые мужики в латаных шароварах, заправленных в ичиги или валенки, потертых ватных телогрейках или суконных серых, не по зимнему сезону, куртках брели в сторону питейной лавки китайца Ю сун-фы. Она находилась в тесной зимовейке, в которой с трудом помещалось человек семь-восемь. Но, как считали сами старатели – бродяжные души – в тесноте да не в обиде.