Сквозь слезы. Русская эмоциональная культура

Древнерусское слово плачь имеет по меньшей мере два значения: ‘обрядовое погребальное пение’3 и ‘выражение горя, скорби’4. Плачи, понимаемые как фольклорный жанр, были исследованы на летописном материале В. П. Адриановой-Перетц, которая, в частности, определила, что в летописании XII–XIV веков он только начал зарождаться и был представлен очень малым числом примеров5. Намного чаще в ранних летописях плачи просто упоминались, что кажется проявлением второго, нежанрового значения. Многие упоминания плача в Киевской летописи были исследованы И. П. Ереминым6, на материале других летописей они стали изучаться сравнительно недавно7.

В первой части статьи предложен анализ упоминаний плача в «Повести временных лет» (ПВЛ), во второй прослеживается их распределение по текстологическим пластам летописи, в третьей кратко очерчивается выход традиции ПВЛ в позднейшее летописание – Киевскую, Суздальскую и Новгородскую первую летописи, наконец, в заключительной части дается краткий лингвистический комментарий.

Под словом плач в дальнейшем понимается упоминание плача, то есть контекст, в котором употребляется одно из следующих слов: плакати(с?) и приставочные дериваты этого глагола, плачь, рыдати, рыдание, сльзы и просльзитис?. При подсчетах за единицу принимается синтагма, содержащая не менее одного из таких обозначений. Текст ПВЛ дается по Ипатьевскому списку8 с введением современной пунктуации и указанием значимых разночтений, сверенных по сводному изданию Д. Островского9.

I. Плачи в «Повести временных лет»

Всего в ПВЛ пятьдесят девять упоминаний плача. Двадцать шесть из них – погребальные, связанные с обычаем оплакивать умершего до или во время похорон. Большинство таких плачей – «народные», включенные в расширенные описанием похорон сообщения о преставлении князей. Модель, по которой они строятся, состоит из трех компонентов: обозначения плача, то есть предиката (P), объекта (O) и субъекта (S). Объект при этом всегда один, а субъектов может быть несколько:

(1) и плакашас? (P) по немъ (O) вси людие (S) плачем великом (912 г.)10.

(2) и плакас? (P) по неи (O) сн?ъ еae (S1), и внуци еae (S2), и люде вси (S3) плачемъ великим (969 г.)11.

(3) и плакашас? (P) по немь (O) боaeре (S1) аки заступника земли ихъ, оубозии (S2) акы заступника и кормител? (1015 г.)12.

(4) и плакашас? (P) по немь (O) людье (S) (1054 г.)13.

(5) и плакас? (P) по немь (O) Всеволодъ (S1) и люде вси (S2) (1054 г.)14.

(6) и плакашас? (P) по немь (O) братьae (S) (1074 г.)15.

(7) плака бо с? (P) по немъ (O) весь городъ Киевъ (S) (1078 г.)16.

(8) ї вси Киaeне (P) великъ плачь створиша (P) над нимь (O) (1087 г.)17.

(9) плакас? (P) по н?мъ (O) мт?и его (S) (1093 г.)18.

(10) ї всі людье (S) плакша [Радзивиловский и Академический списки: плакахоус?; Лаврентьевский список: пожалишаси] (P) по немь (O) повелику, оуности его ради (1093 г.)19.

(11) и плакашас? (P) по немь (O) боaeре (S1) и дружина его вс? (S2) (1113 г.)20.

На устойчивость этой модели указывают три закономерности: 1) обозначение объекта анафорическим местоимением (во всех случаях), 2) обозначение плача возвратным глаголом плакатис? в форме аориста 3-го лица с управлением по + Loc (в девяти случаях из одиннадцати) и 3) порядок следования компонентов POS (также в девяти случаях). Обозначение субъектов, наоборот, всегда различается: умерших оплакивают и родственники, и приближенные, и народ. Исключение представляет «одиночный» плач матери по утопшем Ростиславе Всеволодовиче (9). С одной стороны, он, возможно, не нарушает общей закономерности, так как в Ипатьевском списке сразу после идет плач (10) – то есть один плач с двумя субъектами словно разбивается на две части. С другой стороны, весьма вероятно, что первоначальное чтение принадлежит Лаврентьевскому списку, где вместо глагола плача во втором случае употреблено пожалитис?, или же чтению Радзивиловского и Академического списков. Вариант Ипатьевского списка с невозвратной формой плакаша сомнителен, поскольку это единственное подобное употребление на двадцать семь возвратных.