— Как?! И вы, Никита Пархомович, знаете брата Марии Анисимовны?
— Знаю… Встречался с ним… Вместе служили в Преображенском гвардейском полку.
— Отец Василий, — отозвалась Маша. — И Никита знает Аверьяна. Мы его любим. Что с ним? Скажите!
— Успокойтесь. Все хорошо. Вчера приезжал ко мне знакомый из Белогора. Он сказал, — хозяин перешел на шепот, — он сказал, что должен узнать, из Петербурга ли родом Мария Анисимовна. Я подтвердил, что вы из Петербурга. И тогда он достал из кармана конверт, просил передать вам.
Маша подхватилась со стула и дрожащими руками взяла конверт. Прочла написанные знакомым почерком три слова: «Марии Анисимовне Мировольской».
— Вам? — спросил отец Василий.
— Мне! — ответила Маша и разорвала конверт.
Забыв о присутствующих, она начала читать письмо:
«Дорогая сестрица Маша! Не знаю, найдет ли тебя это письмо, так как не уверен, что именно ты живешь в Запорожанке. Случайно в разговоре со знакомым человеком я узнал, что в этом селе живет учительница из Петербурга. Расспросив подробнее, узнал, что имя учительницы Мария и что она вышла замуж за гвардейского солдата. Неужели это Никита? Извини за то, что врываюсь в вашу спокойную жизнь. Зачем тебе все эти волнения? О себе ничего тебе писать не буду. Увидимся — все расскажу. Живу я в Белогоре, недавно приехал сюда из Чернигова. А до этого жил там, где ты знаешь. Чем я занимаюсь? Расскажет тебе человек, который отдаст письмо… Я до сих пор не уверен, что в Запорожанке именно ты…
Если Никита Гамай твой муж, то передай ему мой привет от однополчанина.
Никита и отец Василий сидели молча, пока Маша читала и перечитывала письмо. Прочитав, она подбежала к отцу Василию:
— Спасибо, спасибо вам! Это письмо от Аверьяна. Значит, вы знаете все о нем. Кто принес вам письмо?
— Письмо дал мне знакомый, он приезжал в волость, работает в земском статистическом бюро. Я встретился с ним в волостном правлении. И когда он стал расспрашивать меня, я сразу понял, что это письмо вам, Мария Анисимовна.
— А где этот человек? — спросила взволнованная Маша. — Я могу его увидеть?
— Увидите… Сегодня увидите. Он приедет вечером ко мне.
От радости Маша заплакала, прижавшись к Никите.
Сквозь слезы она сказала отцу Василию:
— Понимаете, я уже потеряла всякую надежду увидеть дорогого брата.
— Надеюсь, что увидите. Сегодня мой знакомый все расскажет. Он тоже, как и я, из бурсаков, только пошел по гражданской службе. Был статистиком в Чернигове, теперь в Полтаве. А в Белогор приехал по служебным делам, что-то переписывать собираются.
— Когда же он придет?
— Пообещал заглянуть вечером. Уже смерклось. Наверно, теперь скоро.
— А не мог он из волости уехать в Белогор? — волновалась Маша.
— Не могу поручиться. Коль и уехал, то все-таки ко мне наведается. Наймет извозчика и приедет. Дорога сейчас сухая. Если поедут через Лалашевку, то скорее доберутся. Там песчаный мягкий шлях.
— Хотя бы скорей увидеть этого человека! — воскликнула Маша. Взволнованная, она ходила по комнате.
— Успокойтесь, увидите, — улыбнулся ей отец Василий. — Понимаю, понимаю вас. Никита Пархомович, помогите-ка лампу привести в порядок.
Никита встал на стул и снял большую керосиновую лампу, висевшую на толстой проволоке, прикрепленной к потолку.
— Возьмите вот эту тряпку и снимите стекло. Осторожно, оно горячее, а я тем временем срежу фитиль, — говорил Никите отец Василий, орудуя ножницами. — Вот теперь не будет коптить.
В комнату вбежала служанка:
— Отец Василий! Приехали! Встают с хваитона!
— Хорошо, сейчас иду встречать, а ты приготовь на кухне ужин для кучера, нужно его покормить.
Маша и Никита остались в комнате вдвоем. Маша, нервничая, ходила от окна к порогу и обратно. Никита успокаивал ее.
— Не волнуйся, Машенька, расспросим этого человека о нашем Аверьяне. Расскажет нам, где он живет, и поедем в гости.
— Где же они? — раздался в передней хрипловатый голос, и в комнату влетел бородатый мужчина в белом чесучовом костюме.
— Маша! Машуня моя! Сестрица! — бросился он к Маше. — Гордей Павлович! Это она! — сказал своему спутнику, вошедшему вместе с ним в комнату.
Маша воскликнула:
— Аверьян! Братик мой!
А он подскочил к ней, обнял и стал неистово целовать.
Отец Василий, его гость — однокашник по бурсе и Никита стояли молча, потрясенные такой бурной встречей.