Сквозь страх

Господи, сколько же их было! В основном – дети. Совсем крошки и постарше, мальчики и девочки; все как на подбор, миловидные. Но одна девочка в белом платье выделялась даже среди них: она вправду напоминала ангела. Та самая девочка, которую я видела чаще остальных, та, которую не смог погубить Пантелей.

Он тоже был здесь, как и старуха, которая больше не пугала меня.

«Их ждет дальняя дорога», – подумала я, и мысль эта словно была вложена в мою голову, принадлежала не мне. Однако я знала, что это правда: теперь все они смогут уйти. Это последние минуты их заточения в доме.

Я смотрела на призрачных людей, на очевидные, неоспоримые доказательства существования иного мира, который порой открывается еще до того, как нам предстоит отправиться за пределы нашей реальности. Мне не было страшно. Грусть, печаль – вот что я ощущала. Сколь долгими были их мучения, как тяжко страдали ни в чем не повинные дети… Я долго крепилась, не позволяла себе слез, но теперь заплакала.

– Вы свободны, – прошептала я.

Призрачные фигуры одна за другой стали поднимать головы вверх, точно видели в вышине нечто прекрасное. А после начали таять. Так роса высыхает на цветке, согретом лучами солнца.

Дом, прежде полный теней, больше не мог удерживать своих пленников, отпускал их – и одновременно это означало, что Агаты, из-за которой несчастные души не знали покоя, больше нет.

Когда пропал последний призрак, Илья покачнулся и упал бы, но я оказалась рядом и подставила плечо, удержала его. Он поднял глаза, которые больше не были багряно-алыми, и взглянул на меня. Пошевелил губами, желая сказать что-то, но не сумел.

Я чувствовала, как тело его обмякло. Силы покидали Илью, и я помогла ему сесть на пол, возле Лели. Она все еще была недвижима, но я надеялась, что это ненадолго. Сама тоже уселась рядом, вытянула ноги, чувствуя, как они гудят.

– Спасибо, – шептала я, обнимая своих друзей, перед которыми была в неоплатном долгу, – спасибо.

Больше не могла выговорить ничего, словно разом позабыла все слова.

Так мы и сидели, приникнув друг к другу, а тем временем за стенами дома заканчивалась ночь и начинался новый день.

Эпилог Десять месяцев спустя

Апрель подходил к концу, а вместе с ним и учебный год. Я ждала летних каникул не меньше (а может, и больше) Ксюши. Два ребенка и одна мама, без папы, бабушек и дедушек – это ох как непросто, но я привыкла, постепенно наладила нашу жизнь.

Мы с детьми живем в двухкомнатной квартире, в обычной девятиэтажке – никакого больше исторического фонда и антиквариата! В этом же районе, только ближе к центру, живет Илья. Это не было решающим фактором при выборе квартиры, но стало дополнительным аргументом.

Ксюшина новая школа рядышком, художественная студия – тоже. Поблизости есть красивый парк, где мы любим гулять. Дочери нравится здесь, у нее появились друзья и подруги. А еще кот по имени Гарри. Огромный, пушистый и нахальный. Мы его обожаем, и, думаю, Гарри во многом помог Ксюше принять перемены.

Да, она толком не успела привыкнуть к дому, где мы ненадолго поселились, переезд не стал для нее ударом. Что было действительно непросто, так это смириться с тем, что папа больше не живет с нами. Я объяснила Ксюше все в той мере, в какой может понять случившееся восьмилетний ребенок. Возможно, когда-то она узнает больше, но не сейчас.

Запрещать Юре видеться с Ксюшей я не планировала, хотя больше всего на свете мне хотелось полностью вычеркнуть этого человека из собственной биографии. Я и по бракоразводным делам общалась с ним исключительно через адвоката, не могла преодолеть отвращения.

Но адвокат, которого порекомендовала Леля, сказал, что если Юра был хорошим отцом, они с Ксюшей привязаны друг к другу, то было бы жестоко полностью лишать дочь папы.

Я скрепя сердце согласилась, однако Юра решил по-другому. После развода он почти сразу уехал из Быстрорецка. Куда? Не спрашивайте, не знаю. Так что с дочерью он не видится. А к сыну я и сама бы его не подпустила, если бы он и захотел, тут уж меня никакие адвокаты не заставили бы передумать.

Наш единственный разговор с бывшим мужем состоялся как раз тогда, когда он позвонил сообщить об отъезде. Юра не стал просить прощения, не каялся и не говорил, что ему жаль. Ничего подобного.

– Агата говорила, я особенный. Такова моя судьба. Обещала, что у меня будет жизнь, о которой я не мог и мечтать. Без страха нищеты и бедности, без проблем со здоровьем, без сложностей и забот. Деньги, путешествия, роскошь, власть, свобода. Ведь что меня ждало прежде? Кем я был? Чиновник средней руки, так и просидел бы всю жизнь на невысокой должности, пресмыкаясь перед вышестоящими. Выше головы не прыгнул бы.

– А хотелось, чтобы пресмыкались перед тобой, – хмыкнула я.