Сквозь свинцовую вьюгу

Насчет войны у пленного уже твердо установившееся мнение. Он считает, что для его соотечественников она окончательно проиграна и закончится в самое ближайшее время. Своей судьбой он доволен: в плену под пули его не посылают и даже в «кальтен Сибирен» не направляют. Идет он вместе с воинской частью на запад, ближе к своей Германии.

Однажды во время ночного марша случилось происшествие, чуть не стоившее пленному жизни. Ночью он потерял какую-то деталь обозной повозки, отстал и уныло тащился среди бойцов незнакомого ему подразделения.

В это время колонну догнал верховой офицер. Увидев шагавшего по обочине дороги Пауля, всадник остановил его:

— Товарищ боец, вы из какой роты?

Пауль забормотал что-то неразборчивое.

Офицер чиркнул фонариком и в испуге попятился:

— Немцы!

Поднялась тревога. И только спустя некоторое время установили, что это «немец разведчиков». Мы тогда строго-настрого запретили Паулю отставать от обоза.

Двадцатый «язык»

В роту прибыл еще один солдат — Степан Горшков. Был он саженного роста, плечистый.

Бойцы ахнули:

— Ну куда такого верзилу в разведку! Только демаскировать будет.

Однако он доказал, что верзила верзиле рознь. Оказалось, что он опытный разведчик. На его счету числилось уже девятнадцать «языков».

Когда наступали в районе Кривого Рога, шли дожди. Нелегко приходилось в те дни бойцам. Грязь непролазная. Подходы к своим окопам немцы заминировали, опоясали проволочными заграждениями, усилили боевое охранение. Попробуй сунься!

Вид у нас был кислый. Только Степан Горшков не унывал и сутками пропадал на переднем крае. Он умел лучше всех скрытно подползти к вражеским траншеям.

Хорошо орудовал и миноискателем. Проходы в минном поле обычно проделывал сам, без саперов. Вообще, он был незаменимым человеком, а нашему брату разведчику как раз это и нужно.

Возвращаясь с задания, ребята шутили:

— Наш Степан не ползает, а летает.

Алеша Петров, низкорослый худенький солдат, с завистью глядя на статную фигуру Степана, разводил руками:

— Никак не пойму! Такой здоровяк, а пройдет рядом — не услышишь: не человек, а кошка.

На реплики и шутки Горшков обычно не отвечал, отмалчивался. Возьмет в руки книгу и читает где-нибудь в сторонке.

Однажды разведчики получили от командира задачу разведать очередной участок обороны противника и захватить «языка». От наших траншей до немецких было около четырехсот метров. Ночью бойцы поползли. Наткнулись на проволочное заграждение. Степан ножницами проделал проход. Но когда они стали переползать, кто-то из них зацепил маскхалатом проволоку. Загремели пустые консервные банки, нацепленные на проволоке. Ночную мглу прорезали вспышки ракет. Гитлеровцы открыли бешеный огонь. Пуля попала Степану в ногу, раздробила кость. Когда Горшкова увозили в медсанбат, он с сожалением сказал:

— Эх, не удалось добыть двадцатого «языка».

Этот случай заставил меня задуматься. Из-за одного растяпы провалилась операция, выбыл из строя человек. Но ведь этого могло и не случиться. А не мы ли, младшие командиры, повинны в таких вещах? Беседовали ли мы с каждым бойцом поисковой группы? Рассказывали ли ему обо всех предосторожностях, о выдержке, которая так необходима бойцу-разведчику? Случайности не оправдание. Больше работать надо с каждым бойцом. Воспитывать в нем настоящего солдата, смелого, решительного, твердого и инициативного.

Когда мы формировались, нам много говорили о значении воинской дисциплины. Кое-кто из солдат пренебрежительно отмахивался: все эти уставы для парадов. А я скажу: дисциплина — все. В ней победа и спасение. В бою солдат беспрекословно и молниеносно выполняет любое приказание командира, повинуется любому его жесту (не всегда можно подать команду голосом). Если он проявит хотя бы секундное колебание, тем более попытается вступить в пререкание, он погубит и себя и своих товарищей. Ведь враг не ждет. Малейшая растерянность, замешательство в чем-либо — и враг не замедлит использовать благоприятную для него обстановку, нанесет здесь удар.

Солдатам в бою, тем более разведчикам, приходится быть все время предельно напряженными, строжайше контролировать каждое свое движение. Думать не столько о себе, сколько о товарищах, о том, как лучше выполнить боевое задание. Год назад погиб один наш опытный разведчик только из-за того, что кто-то из состава группы, ведшей поиск, неосторожно наступил ногой на сухие сучья. Их треск насторожил немцев, в небо полетели ракеты, ударил пулемет, и группе пришлось отступить, не выполнив задания, неся с собой смертельно раненного товарища. Дорогой он скончался.

...Шли недели. Скучали мы без Степана. Крепко сдружились с этим простым, славным парнем.

Возвращались как-то мы с боевого задания, которое выполнить, к сожалению, не удалось. Настроение у всех было гадкое, не хотелось и в глаза смотреть друг другу. И вдруг видим: около землянки стоит наш Степан Горшков, улыбается. Такой же богатырь, как и прежде, та же улыбка на лице, добрая, застенчивая. Радости нашей не было границ. Засыпали мы его вопросами, папиросами угощаем. А он и говорит: