В это время снаружи раздался страшный рев. Наша палатка заколыхалась. Где-то упало сухостойное дерево. С диким завыванием налетел ветер на наш бивак и точно злился, что с нами он не может расправиться так, как со светло-русым юношей-приискателем, пытавшимся спасти бедную вдову с детьми.
Одна из девочек, самая маленькая в отряде, проснулась и начала плакать. Тунгуска взяла ее на руки и стала укачивать.
Я взглянул на старика. Он сидел, закрывши глаза, и левой рукой как бы старался отодвинуть от себя страшные видения. Я дотронулся до его плеча. Он вздрогнул и испуганно огляделся, потом поднялся и молча стал расстилать свою постель. Я тоже лег на свое место, но долго не мог уснуть. К ночи метель разразилась еще сильнее. Иногда казалось, что ветром вот-вот сорвет палатку, но порывы его с шумом проносились мимо, и тогда грозный рев в трубе камина снижался до жалобного воя тоненьким голоском. Мне грезились маленькая палатка в лесу, занесенная снегом, и в ней несчастная мать с двумя малютками, и белокурый золотоискатель, прокладывающий дорогу через сугробы вот в такую же бурную ночь…
Гора Лао-Хутун
Во время моих скитаний по Уссурийской тайге в бассейне реки Идоана мне приходилось часто слышать рассказы туземцев о какой-то таинственной пещере, являющейся своего рода штабом тигров. Люди говорили о ней с нескрываемым благоговением и даже страхом.
Пещера находилась невдалеке от того места, где я бродил. Очень часто в рассказах туземцев и китайцев мелькало имя Лао-хутун. Вскоре мне объяснили, что Лао-хутун – гора, одна из вершин Сихотэ-Алиня. Туземцы и особенно китайцы произносили это имя с каким-то трепетом. Это меня заинтересовало.
Как-то вечером при свете костра мне удалось услышать довольно связный рассказ о чудесах горы Лао-хутун. В представлении удэхейцев и китайцев она была обиталищем священных тигров. Мне поведали любопытную легенду. Вот она.
«Это было очень давно, ни один человек не помнит, когда это началось. Люрл – старик, ему скоро сто двадцать лет, а он не помнит. Его отец жил сто пятьдесят лет, но и он не помнил. Его дедушка был старый, старый человек, но и он не помнил. Никто не помнит!
В горе Лао-хутун есть громадная пещера. Такого большого дома нигде нет. Построить такой большой дом человеку невозможно.
Если зайти в эту пещеру, выйти уже нельзя. Она уходит далеко в горы, и выход из нее на той стороне, где садится вечером солнце.
Жили в этой пещере четыре тигра. Жили много-много лет. Как верные стражи, они охраняли от злого духа то, без чего человек жить не может. Здесь были собраны лучшие одежды для человека, оружие, которым он может защищать самого себя, острая пила и острый топор, чтобы срубить и обделать дерево, снасти для рыбной ловли, силки для ловли птицы и зверя, тушь и кисточка для письма.
Тигры никого не трогали. Их можно было видеть около пещеры, когда они грелись на солнце или ходили пить к реке, можно было заходить в пещеру и осматривать хранящиеся в ней предметы, чтобы по их виду сделать такие же для себя. На все можно было смотреть в пещере, даже на то, как старая тигрица кормит грудью своих детей. Но ни к чему нельзя было дотронуться, а тем более что-либо взять или унести с собой. Тот, кто осмеливался на это, совершал жестокое преступление, и его ожидала кара – или болезнь, или смерть.
Но нашелся человек, который нарушил правило. Он вошел в пещеру и, пользуясь тем, что тигры ушли на охоту, взял себе лопату и пилу, которые там были, и незаметно ушел с ними. Но они не пригодились ему: по дороге он был раздавлен упавшим деревом.
Еще десять, а может быть, и пятнадцать лет назад тигры жили в пещере Лаo-хутун, но потом куда-то ушли. Теперь их нет в пещере, но и сейчас там находится тушь в баночке и кисточка для письма».
Легенда была произнесена с пафосом и таинственностью и произвела на туземцев потрясающее впечатление. Глубоко тронула она и меня своей наивностью и непосредственностью. Во мне загорелось желание немедленно посетить этот кабинет тигра, легендарную гору Лао-хутун. Как следовало ожидать, все присутствующие стали отговаривать меня от безумного шага. Я разъяснил, что даже тогда, когда в пещере жили тигры, человеку разрешалось заходить в нее, почему же этого не следует делать теперь? Туземцы опасались, что я унесу тушь в чернильнице и кисточку, а лесные люди иногда пользуются ими. Они думают, что все, написанное этой тушью, – прочно и долговечно. Я убедил их, что ничего не возьму из пещеры.
Лао-хутун меня интересовала, как и все другие пещеры Сихотэ-Алиня. Незадолго перед этим я посетил Макрушинскую пещеру, и мне хотелось побывать в этой: может быть, она окажется интереснее первой. Двое туземцев, подумав, вызвались меня сопровождать. Наутро мы двинулись в путь.