Сквозь тени 90-x. Банды и магия

На столе магнитофон «Электроника 302», а рядом с ним стопки магнитных кассет, книг и тетрадок. Желтые обои в полоску, возле окна чугунная батарея. Все было похоже на то, что я попал в лихие девяностые.

Вышел из комнаты и побрел по квартире. На кухне встретил женщину. Доброе, но уставшее лицо, волосы заплетены в косичку. В старомодной кофте, штанах и шерстяных носках. Она готовила суп. Содержимое кастрюльки булькало на газовой конфорке, источая запах картошки с луком. Завидев меня, мать сначала улыбнулась, а потом нахмурилась.

— Сынок, ты еще не выздоровел, а уже на босу ногу ходишь. Холодрыга такая дома. Ну-ка быстро носки надень… и свитер, — серьезным тоном сказала она.

— Хорошо, — только и успел ответить я.

— Скоро кушать будет готово, оденься потеплее, быстро!

— Ладно.

Пока не разберусь до конца, как я оказался в этой абсурдной ситуации, пожалуй, буду стараться соответствовать образу предыдущего владельца тела. Не хватало еще, чтобы меня в дурдом увезли.

Покидая кухню, пытался вспомнить, где лежат носки, но заприметил альтернативу. Возле входной двери рядом с обувью аккуратно расположилась пара махровых тапочек серого цвета. То, что нужно!

Проскользнул в ванную комнату, которая располагалась напротив входа в квартиру. Стены были облицованы пожелтевшей кафельной плиткой, блестящей при тусклом свете. Потолок затянул черный налет плесени, создавая мрачный контраст. Лампочка, закрепленная в патроне, неуклюже свисала на спиралеобразном проводе, походившего на хвостик свиньи.

Я стоял у зеркала, пораженный собственным отражением, и не верил, что это я — худой, бледный неформал с впалыми щеками, похожий на Кощея. Одна бровь выбрита полоской, длинные волосы темно-русого цвета струились по плечам, а голубые глаза смотрели с недоумением. В сердце закралось раздражение, и я не удержался от ругательства.

Судьба, похоже, отнеслась ко мне с безжалостным юмором. Мне предстояло перевернуть ход истории, остановить геноцид, обилие концлагерей и массовое порабощение. Твою мать! Неужели именно с такими исходными данными мне суждено это сделать?

Радовало только то, что ростом вышел, под метр восемьдесят с копейками.

Мысленное возмущение прервал настойчивый стук в дверь квартиры. Нет, не стук… Кто-то ломился и щедро сыпал тумаками. Под влиянием остатков сознания прошлого хозяина тела я вновь ощутил панику. И что сейчас будет?

Вернулся в коридор и увидел, как взволнованная мать открыла дверь, а домой завалился пьяный батя. Он неряшливо скинул квадратную меховую шапку-формовку и кожаную куртку в руки жене, а потом замер, завидев меня. Его брови изогнулись как турецкая сабля, желваки напряглись.

— Ремень или боксерские перчатки? — хмуро спросил отец.

Я замер в коридоре с приподнятой ногой, пытаясь сделать шаг.

— Володя, не надо! Сынок не в себе, он же болеет, лихорадит его, не видишь разве?

Судя по тому, как мать умоляла отца, я понял, что вечер выдастся интересным. Пришлось подавить панику силой воли.

— К чему истерики? Может, лучше обсудим предмет негодования? — задал я отцу встречные вопросы, и вдруг сердце защемило.

— Ха-ха-ха, — зловеще засмеялся папаня, а потом продолжил говорить серьезно, запихивая мать на кухню, — Славик, ты походу терминаторов пересмотрел, да? С чебурашками-ниндзя…

Володя, сняв обувь, подошел к шифоньеру. В его движениях сквозила уверенность. Он открыл дверцу верхней полки и извлек боксерские перчатки, тряся с них пыль, словно возвращаясь к давно забытым тренировкам. С нескрываемым наслаждением он начал неспешно надевать их. Каждый жест был наполнен предвкушением. Ухмыльнувшись, отец взглянул на меня с искоркой в глазах и произнес тоном, который не предвещал ничего хорошего:

— Славик, Славик… Ты же прекрасно знаешь, что тапочки мои трогать нельзя.

Я сделал несколько шагов вперед, стараясь создать пространство для маневра. В голове вспыхнули яркие воспоминания Вячеслава. Его отец, молодой и полный сил, завоевал звание кандидата в мастера спорта по боксу. Теперь же он собирался выйти на квартирный ринг против дрыща, явно страдающего от панических атак. Учитывая мое прошлое, это можно было назвать паритетом.

— Долго еще болтать будешь или начнем состязание уже? — состряпав скучающий вид, спросил я.

Батя опешил, но спустя мгновенье вальяжно двинулся ко мне.

— Ты башкой, что ли, ударился, пока меня несколько дней дома не было, а? — спросил глава семейства и выбросил правую руку вперед, метя мне в нос.

Он даже в стойку не встал, ведь не ожидал никакого сопротивления. В прошлом-то сынок драться не умел.