Сквозь тернии

Яська приподнялся на локотках, протянул руку к низкой тумбочке, повернул к себе круглую рожицу допотопного будильника с тюбетейкой звонка на макушке. Рожица не улыбалась, а это значило лишь одно: за окном и впрямь раннее утро. Стрелки, состроили невесёлую пантомиму: а-ля, четверть восьмого.

Яська вздохнул: и кто только придумал такую рань?

«Наверняка какой-нибудь противный зануда, в отместку за то, что на его ежедневную нудность никто не обращает внимания!»

Ну конечно, так всё и обстоит в действительности: зануда придумал раннюю рань в ответ на всеобщее недопонимание... только, вот, именно сегодня отдуваться за весь людской род выпало ему одному – бедному Яське!

Или всё же нет?

Яська прислушался: шаги, прямо под окном, словно кто-то мнётся в нерешительности, не зная, как быть дальше.

«Мнётся? Но кто?!»

Яська поёжился: ему вспомнились байки деревенских мальчишек о седом могильщике по имени Макар, что живёт на той стороне реки в ветхой лачуге у самого погоста.

Естественно, страшилки бродили по деревне недетские, а стоило завидеть самого Макара у местного магазинчика на ветхом мотоблоке с прицепленной сзади тележкой – тут уж и вовсе начинало попахивать самым настоящим триллером, в конце которого царит полнейшая неизвестность!

Похлеще самого Макара, ужасала его мототелега, с традиционной лопатой и неподъёмным ломом у заднего борта. Яська не мог сказать, почему лом казался неподъёмным – он ведь к нему никогда не прикасался. А если бы и рискнул прикоснуться, его прямо на месте сковал бы самый настоящий паралич, так что все конечности поникли бы и без того! В смысле, без непосильного груза.

Наверное, именно поэтому всё и обстояло, как обстоит. Точнее как кажется.

Ребята рассказывали, что иногда, глубоко за полночь, с той стороны реки доносится противный скрежет двигателя мотоблока, а это значит одно: Макар не спит! Конечно же, относительно того, чем именно он занят в эти часы, так же было доподлинно неизвестно, а оттого понапридумано ещё с тонну страшилок. Мало кто из ребят взаправду верил в них, однако оставшись наедине с собственными страхами, – как сейчас Яська, – думается, кто угодно сдрейфил бы не на шутку, услышав вкрадчивый шорох под окном.

«Хорошо ещё, что уже рассвело. Стояла бы темень – точно быть беде! В ночи можно запросто потеряться или не заметить того, кто подкрадывается всё ближе и ближе... тянет уродливые клешни, истекает смрадной слюной...»

Яська сполз на пол. На ощупь отыскал под кроватью шорты, майку, кеды. Кое-как нацепил нехитрую одёжку на своё угловатое тело. Нерешительно заскользил к окну, страшась выдать себя скрипом старых половиц. Вроде бы удалось: не выдал, однако у самого подоконника всё же подкараулило несчастье. Пыльный плинтус оказался врагом: подпустил как можно ближе, после чего злорадно крякнул, на какое-то время лишив осевшего на пол Яську доброй половины души!

За окном словно этого и ждали.

Яська чуть было не слился с полом, прислушиваясь к тому, как сквозь бабушкин крыжовник к нему ломится страшный Макар!

Свет в окне заслонила тень. Пространство комнаты погрузилось в зловещий полумрак. Однако так, скорее всего, из-за страха. Хотя как знать...

Яська понял, что просто зажмурился, не желая пропускать в собственное сознание ни частички воцарившейся за окном действительности, а возможно, самой обыкновенной жути! Сердце загнанно металось в груди, в голове стоял оглушительный тартарарам, а подошвы ног даже покалывало – вот он страх, во всей красе! Хотя это уже скорее самый настоящий ужас, что в коей-то веки завладел рассеянным утром.

Под самым окном хрустнула извёстка осыпавшегося фундамента, противно заскребли когти по стеклу, послышалось прерывистое дыхание.

Яська снова зажмурился и стиснул зубы. Да так, что в ушах зазвенело!

- Яська... Яська, ты не спишь?

Яська оторопел: откуда Макар знает его имя? Да и зачем он, Яська, потребовался деревенскому могильщику?.. Если бы всё обстояло всерьёз – как в киношных страшилках, – монстр, вне сомнений, явился бы за полночь или около того – по крайней мере, пока темно. А пытаться напугать или утянуть поутру – это, в большей степени, наивно и противоречит общепринятым правилам.

«Вот дурында!» – обругал сам себя Яська и выглянул в окно.

Колька отшатнулся в крапиву – он видимо тоже кого-то опасался: естественно Яськину бабушку, кого же ещё!

Яська улыбнулся, ощутив, как с души свалился, по крайней мере, валун, и снова подивился про себя, насколько у страха глаза велики! Хорошо еще, что сам Колька испугался не меньше его – иначе жди насмешек, как пить дать!

Колька с трудом сдержал болезненный возглас, соприкоснувшись голыми коленками с жалящими иглами разросшейся под окном крапивы, но тут же взял себя в руки: аккуратно придавил толстые стебли ногой в поношенном галоше к бетонной крошке фундамента и перенёс на них вес собственного тела. Сорняк сдался, поняв, что ловить в неравной борьбе ему просто нечего.

Колька потёр изжаленную голень и недобро посмотрел на улыбающегося Яську.

- Чего смешного? – Он шмыгнул носом, опасливо покосился по сторонам.