Сквозь тернии

Алька с трудом сохранил равновесие и не преминул цыкнуть на обнаглевшего котяру — это он просто занят, а не было бы качелей, «оранжевого настроения» и безумных скачек — усатая рожа точно бы схлопотала чем-нибудь тяжёлым и метко запущенным!

Балбес фыркнул, словно прочитал Алькины мысли, и поспешил ретироваться — поскакал, шипя, как спущенный мячик, в заросли боярышника.

Алька присвистнул, краем глаза наблюдая за беспокойными галками: те встрепенулись, покружили для порядка над дворовой коробкой, нудно погалдели, да и осели обратно в мусорные бачки. Откуда не возьмись, налетела стайка беспокойных воробьёв: раскатилась горохом по ухоженным тропинкам дворика.

Алька собирался снова свистнуть, но тут же почувствовал, как с трудом поглощённый обед двинулся в обратную сторону, требуя прекращения затянувшегося веселья.

«Ну уж нет, зря что ли так старался! Даже зажмурился однажды, когда пытался подцепить ложкой шматок противной капусты — та ещё так походила на кокон насекомого, или на щупальца осьминога… Фу!»

Алька быстро смекитил, что думает совершенно не в том русле и поскорее затормозил. Голые пятки больно ударились об утоптанный песок, но Алька даже не поморщился, — ещё бы, ведь он так хотел стать лётчиком! Точнее первоклассным штурманом, каким в своё время был его дед. И не важно, что пока не даётся математика! Плевал он на неё с этих самых качелей! А вот про закалку и способность терпеть боль — забывать не следовало, ведь мало ли что может случиться в полёте… Без опостылевших задач и примеров ещё можно обойтись, но каково лишиться самообладания. Ведь боль так и норовит вцепиться в плоть, чтобы подавить волю!

Алька довольно улыбнулся. Ему нравилось размышлять вот так, как взрослый. Да, в его детских раскладах школа вечно оказывалась заткнутой невесть куда; зато всё остальное, отдалённое от школьной скамьи на «энное» расстояние, просто рвалось на первый план и жутко визжало во всё мальчишечье горло. Особенно на качелях и на полном скаку! Ух, так и хочется снова в небеса, показать им всем, где раки зимуют! Но желудок явно против, так что лучше остановиться на достигнутом, тем более что и большая часть условного противника уже повержена и думать не думает о новой атаке.

Алька кое-как доковылял до скамьи и рухнул на разноцветные бруски, потирая отбитые пятки, — вот, она, боль. Всё же подкралась. Обидно, но делать нечего: нужно терпеть. Алька так и сделал, попутно оглядываясь по сторонам, в попытке хоть как-то отвлечься от ссадин и взбунтовавшегося желудка.

Скрипнула, отворяясь, дверь подъезда. Алька тут же оглянулся.

— Деда! Ну ты чего так долго?!

— Где же долго… Как по расписанию, можно сказать.

Александр Сергеевич ухватился за поясницу и поспешил к внуку; тот озорно наклонил голову на бок, прищурился на один глаз, совсем как смешной страусёнок из мультика.

— Деда, а дай мне билеты, а…

— Тебе? Билеты? Да ни за что на свете! Ты только посмотри на себя. Чучело-мяучело какое-то, а не ребёнок. Где сандалии-то оставил? — Александр Сергеевич склонился над улыбающимся — от уха до уха — внуком и укоризненно вздохнул.

Алька студнем сполз со скамьи и принялся спешно обшаривать ближайшие клумбы. Под руками что-то зашипело — будто испорченный школьный огнетушитель! Так было, когда их класс понарошку эвакуировали из школы, во время учебной пожарной тревоги, а один из пожарных, затем, решил продемонстрировать визжащей от восторга ребятне, как работает «эта штука». Тогда только зашипело — огнетушитель оказался просроченным… А тут, в придачу, больно полоснуло по пальцам и помчалось прочь! Алька от неожиданности аж сел, посмотрел на ободранные ладони и обиженно засопел — оказывается, враг вовсе не собирался отступать. Просто притих, затаив очередную злюку.

— Ну, погоди… Попадёшься ещё, блошиный ужин.

Алька вытер нос тыльной стороной руки, поморщился от накатившей боли.

— Что, потерял? — напомнил о себе Александр Сергеевич и вновь не спеша двинулся к внуку. — Эх, разиня, ты моя горемычная. Ну прямо вылитый Буратино, честное слово…

— Никакой я не Буратино! — Алька надулся, покраснел, сделался похожим на раздосадованного гнома. — Найду сейчас. Они сюда куда-то отлетели… Если, конечно, Балбес не стянул.

— Балбес? Да на кой они ему? Что он, Кот в сапогах что ли…

— Он противный просто и злющий. Знаешь, какую он злюку на меня затаил?!

— А ты гоняй его побольше, — усмехнулся Александр Сергеевич, выковыривая носком туфли из-за побеленного бордюра одну сандалию.

— Ой, моё! — Алька вновь расплылся в довольной улыбке и поскорее схватил оброненную вещь. — Деда, и как только это у тебя получается!

— Получается. Вот поживи с моё, тоже, небось, наловчишься.

— Сандалии искать?

Александр Сергеевич крякнул.

— Сандалии… Это уж как придётся. Некоторые, вон, бутылки да банки по скверам выискивают, а тоже наверняка с сандалий начинали.

— Не, это ты поучаешь просто, — Алька натянул сандалию на грязную пятку и оглядел со всех сторон. — А вторую…

— Вторую сам ищи, а я пошёл, — Александр Сергеевич напоказ развернулся и решительным шагом направился к арке между сдвоенными домами.