Сквозь тернии

Яська разинул рот и просто пополз задом наперёд, толком не понимая, что его движениям мешает ствол дерева, в который он попросту упёрся спиной. Догадка всё же пришла, но в этот момент назрело очередное безумие: Незнакомец качнулся, как подвешенная на нитях марионетка, и полетел над землёй к нему, к Яське!

Яська издал вопль отчаяния. Попытался зажмуриться, но так сделалось ещё страшнее, и он заново распахнул трепещущие ресницы.

Незнакомец навис, точно повешенный труп, с перекошенной набок головой. Только сейчас Яська разглядел, что все его конечности были буквально вывернуты из суставов. Позвоночник тоже пострадал: корпус и голова были повёрнуты к Яське анфас, а вот таз и ноги — под неестественным углом, который не сулил ничего хорошего связкам, мышцам, да и костям!

Яська понял, что сходит с ума, а Незнакомец открыл кровоточащий рот и что-то пробормотал, продолжая источать из глазниц тёмную муть, что связывала по рукам и ногам.

Яська всем телом вжался в дерево. Хотелось в щель. В какую угодно, лишь бы подальше от этого проклятого места, подальше от Тьмы и от всего этого олицетворения ужаса!

Голова Незнакомца дрогнула, заняла нормальное положение. Послышались незнакомые слова — очень низко, словно гул расстроенного контрабаса:

— Qui… hic… Prefilled… mortem… Mihi… Mane…

Яська вытаращился на существо, как на что-то иррациональное. Хотя так и было. Он ничего не понимал, да даже если бы и понял, вряд ли бы сумел сказать в ответ хоть что-нибудь вразумительное.

Вновь послышался нарастающий гул.

— Quamdiu… Inveneritis semita… Quo natant… Dicendum… mortem!

Яська вжал голову в плечи и просто смотрел перед собой. Потом понял, что не может бездействовать и дальше: принялся раскачиваться взад-вперёд. Реальность, было, дрогнула (Яська даже почти дотянулся до заткнутых за пояс прыгалок и припомнил знакомую считалочку), но с небес спустилась Селена и обожгла сознание.

В ушах пророкотало:

— Currunt oported!.. Alicuis natant… Qui evigilasset…

Яська уставился в пустые глазницы, что поглотили окружающее пространство. Он буквально тонул в непроглядной тьме, а костлявые пальцы всё сильнее сжимали основание его черепа, отчего внутри всё буквально выгорало от адского пламени. Его словно разрезали на части, заново отсекая от света!

«Раз, два, три, четыре…» — И всё прекратилось.

33.

Утёс был неимоверно высок, а выступ под ногами казался жалким и хлипким. Он крошился от каждого неверного движения, осыпался вниз лавинами всеобщего безразличия. Никому не было дела до испуганного мальчишки, затерявшегося где-то далеко на стыке неизведанных миров. Всех заботила лишь собственная суета, ради которой можно было пойти на всё, что угодно.

Яська вновь переступил с ноги на ногу. Почувствовал, что соскальзывает — на этот раз наверняка! Тут же, что есть сил, вцепился бесчувственными от напряжения пальчиками в каменный монолит за спиной. Когда-то там росло дерево, однако это было давно и в другом мире — это было неправдой. Здесь дерева нет и в помине. Оно кануло в неизвестности, за переплетением троп и судеб. А из-за спины напирало отчаяние. Оно оплетало сознание вязкими путами, сковывало движения, желая, во что бы то ни было, столкнуть вниз.

Под ногами вращались бордовые облака. Они ясно обозначали спираль, в центре которой пульсировало ярко-красное ядро. Оно было раскаленным, пышущим нестерпимым жаром, похлеще доменной печи, — Яська даже на расстоянии чувствовал адское пекло, навалившееся тяжким грузом на его бренное тело. С носа капало, глаза щипало, пальцы рук неизменно соскальзывали с крошащихся уступов. Казалось, всё против него. И реальное и нереальное.

Яська понятия не имел, каким образом он очутился в этом жутком месте, как и то: где именно он очутился, и сколько прошло времени с момента предшествовавших данности событий. Он помнил лишь бездонные глазницы, внутри которых, в извечной тьме, копошились паразиты; а так же нестерпимую боль, от прикосновения которой хотелось просто «уснуть».

«Быть может, это Смерть, собственной персоной? Но тогда почему она изъяснялась на незнакомом языке? Разве в этом сосредоточен хоть какой-нибудь смысл? Нет, вне миров, конечно, возможно всякое, но не до такой же степени! Ведь существо явно пыталось что-то донести или спросить. А если учесть, что я не первый и далеко не последний, за кем оно явилось в реальность, тогда смысл утрачивается вообще! Если только, Смерть не приходит снова и снова по той простой причине, что её вопросов до сих пор так никто и не понял…»

Яська поёжился и вновь чуть было не сорвался вниз.

Из бордовой облачности вырос задумчивый протуберанец. Он скользнул в сторону выступа, на котором застыл Яська, но потом передумал и осел молочной пеленой обратно в родную стихию. На его месте сверкнули две яркие вспышки, в облаках пророкотало, словно предвещая грозу. Затем всё успокоилось, точнее вернулось к размеренному вращению вокруг ядра — на круге своя.