Сквозь тьму с О. Генри

Меньше чем за два месяца для Билла Портера дорога из тюрьмы превратилась в дорогу к славе. Планы его выкристаллизовались. Он решительно засел за работу.

«Только взгляните, как «лентяй», как вечно обзывал меня Луиза, — писал Портер в следующем письме, — загребает по сто пятьдесят долларов в месяц! Я всегда знал — люди не отличают лени от почтенного ничегонеделания».

Первое письмо от Портера сделало больше, чем просто восстановило веру в друга. Оно подарило мне возможность пройти по тому самому Великому Мосту. Уверенность в своих силах и надежда воспрянули во мне с необыкновенной силой. Билл Портер верил, что я справлюсь! Он протягивал мне свою руку.

Я уселся за работу в тот же вечер. Билли помогал — чистил перья. Мы с ним сбацали историю из тех, что издатели так же ретиво «бацают» обратно. Настало утро, а первый набросок «Ограбления поезда» был готов к отправке.

Поезд Судьбы нёсся вперёд, с каждым днём набирая скорость. Бывает так, что какой-то крошечный поступок упадёт, словно снежинка, в колею нашей жизни — и покатило: оглянуться не успеешь, как снежинка превратилась в целый ком. Тысячи мелких снежинок устремляются к нему навстречу, и вскоре эту необоримую силу не остановить; она катит, и толкает нас вперёд, к нашему Предназначению.

По-моему, именно это и происходило со мной: письмо Портера оказалось только первым толчком, а за ним не замедлили последовать другие. Передо мной открылась новая дорога. Мы выслали набросок статьи Портеру. Через два дня пришёл ответ.

«Дорогой друг, я получил ваш ответ сегодня утром и прочёл его с необыкновенным удовольствием. Уверяю вас — нет у человека, застрявшего в Питтсбурге, большей радости, чем напоминание о каторжной тюрьме Огайо.

Вы можете решить, что я испытываю великую любовь к нашей кутузке. Нет, сын мой, ошибаетесь. Просто всё познаётся в сравнении. Я лишь стараюсь вынести Питтсбургу справедливую оценку. Вот она: единственная разница между здешним обществом и обществом каторжан состоит в том, что здесь разрешается разговаривать за обедом...»

Я воспользовался моим первым опытом по части грабежа и рассказал о засаде на поезд МКТ. Портер в своём письме дал мне точные и подробные указания, как надо писать короткий рассказ. Из него явственно вытекало, сколько мук постоянно выносил О. Генри, чтобы превратить свои рассказы в живую, сочную реальность.

Он не пропускал ничего, уделял внимание всему: характерам, обстоятельствам, атмосфере, выразительным средствам, жаргону — всё бралось в расчёт, всё должно быть в гармонии с темой. Я уже упоминал это письмо в той главе, где рассказывал о своей первой грабительской экспедиции в компании других таких же отщепенцев. Это письмо послужило мне моделью для дальнейших попыток на ниве литературы.

Когда рассказ был закончен, мы с Билли прошлись по нему. Билл требовал, чтобы пролилась кровь — для придания колорита, но я настаивал на точных фактах. В реальности бандит убивает только тогда, когда есть угроза его собственной жизни.

— Всё равно это чудо, Эл, что ни говори — вы с Биллом станете знаменитостями!

Портер занялся отделкой: зачёркивал, дописывал, добавлял перцу — так и получился этот рассказ. В течение месяца мы ждали ответа.

А тем временем Судьба тоже трудилась не покладая рук.

Три года мой отец и мой брат Джон целенаправленно работали над смягчением моего приговора. У них появилось много влиятельных друзей. Фрэнк по-прежнему сидел в Ливенуорте — его срок был пять лет. Я всё так же общался с богатенькими поставщиками товаров по контракту. Кое-кто из них проникся ко мне симпатией и пообещал потянуть за ниточки и вытащить меня из кутузки. И однажды все эти совместные усилия увенчались успехом.

Я сидел в кабинете начальника и составлял заявки на товар, как вдруг в комнату вошёл большой, грузный человек — грубоватый, но на удивление симпатичный. Он сразу заполнил собой всё помещение. Наверно, даже сам Господь не сумел бы создать такого впечатления вездесущности и всеохватности! Это был Марк Ханна — сенатор от штата Огайо.

— Начальник где? — загремел он.

— Вышел.

— Мне нужен человек по фамилии Дженнингс.

— Полагаю, что это я, — с большим достоинством ответил я. — Меня зовут Дженнингс.

Ханна смерил меня оценивающим взглядом от огненной макушки до начищенных ботинок и отмахнулся, как будто отгонял надоедливую муху:

— Вы не тот Дженнингс, который мне нужен. Мой Дженнингс — заср....ц, бандит, грабитель поездов на Индейской Территории.

— Я и есть всё вами перечисленное, кроме заср...ца.

Толстяк заржал, затрясшись всем своим обширным телом.

— Бу-га-га! Тоже мне ещё бандюга нашёлся! Да ты же ростом с креветку и цвета такого же!

Что ни говорите, а услышать подобное, пусть даже и от сенатора Соединённых Штатов, обидно. И мне, естественно, этот разговор перестал нравиться.

— Знаете, сенатор, кольт сорок пятого калибра одинаково красит всех.

Ханне, похоже, это показалось страшно смешным. Вошёл начальник.

— Что это у вас тут за говорящие атомы? — гаркнул Ханна.

Дарби мгновенно попал в его мажорную тональность: