Портер удобно оперся спиной на спинку стула, широко улыбнулся, а в его глазах мелькнул озорной огонёк.
— Я склонен согласиться с нашей прелестной гостьей, — молвил он. — Западу неизвестно истинное благородство, царящее на Манхэттене.
И после этого он весь вечер только тем и занимался, что рассыпал добродушные остроты в адрес всех присутствующих.
В таком счастливом настроении я его ещё никогда не видел. А на следующее утро он пребывал в глубинах отчаяния. Я пришёл к нему сразу после полудня. Он сидел за письменным столом напряжённый и безмолвный. Я подумал, что он просто сосредоточен на своей работе.
— Заходите, Эл. — В руке у него была фотография. — Полковник, это Маргарет. Я хочу подарить вам эту фотографию. Если со мной что-то случится, думаю, я буду счастлив знать, что вы присматриваете за ней.
Похоже, Портер был чем-то страшно подавлен. Он отошёл к окну и выглянул на улицу.
— Знаете, мне кажется, я люблю этот старый угрюмый город умирающих душ.
— Чёрт побери, а какое это имеет отношение к вашему унылому настроению?
— Никакого, просто комедия окончена. Полковник, у вас есть деньги? Давайте промочим глотки. Надеюсь, что когда-нибудь они всё же вручат мне чек.
Я не имел понятия о причинах его подавленности, но был уверен — выпивкой тут не поможешь. Лёгкость, игривость и радость прошлой ночи бесследно исчезли. Словно радуга потеряла всю яркость своих красок и превратилась в нечто бесцветно-серое.
Однажды ночью — сырой, холодной, яростной ночью — мы с Биллом шагали по Ист-Сайду.
— Вы помните того паренька, которого посадили на электрический стул там, в Огайо? — спросил он. — Сегодня я покажу вам жизнь, которая ещё более трагична, чем смерть.
Лица, больше не похожие на человеческие — изуродованные и истощенные настолько, что кожа скорее напоминала изборождённую морщинами чешую змеи — смотрели на нас из тёмных подворотен и подвалов.
— Вот вам обратная сторона Волшебного Профиля. Наш золотой Бог отворачивает от них свой лик. Он держит их в тайне.
Ещё задолго до написания рассказа словами «Волшебный профиль» Билл называл лицо на серебряном долларе.
Мы завернули за обшарпанный угол. Навстречу попался невероятно жалкий, задрипанный оборванец. Он был, однако, трезв. Голод — если вы когда-либо испытывали его, вам не составит труда узнать его в чужих глазах.
— Держи, дружище.
Билл подошёл к оборванцу и сунул ему в карман купюру. Мы зашагали дальше. Через пару секунд босяк догнал нас.
— Простите, мистер, но вы ошиблись. Вы дали мне двадцатку.
— С чего вы взяли, что я ошибся? — Портер оттолкнул его. — Подите прочь!
А на следующий день он свернул с нашего обычного пути и четыре квартала тащил меня в какой-то кабачок, чтобы выпить.
— Нам необходимо размяться, начинаем жиреть! — заявил он.
Я заметил, что бармен одарил Билла дружеской улыбкой. Около стойки какой-то большой, толстый человек толкнул меня так, что я чуть не выронил стакан.
Я рассвирепел, размахнулся и… Портер перехватил мой кулак.
— Успокойтесь. Эти нью-йоркские свиньи просто не замечают собственного свинства.
Портер снова и снова тащил меня в эту забегаловку. Когда мы отправились туда в четвёртый раз, меня начало разбирать любопытство.
— Что вас так привлекает в этой дыре, Билл?
— Полковник, я совсем на мели, а тамошний бармен знает меня. Я пользуюсь там неограниченным кредитом.
У самого, оказывается, ни гроша и при этом швыряется двадцатками! Портер не ценил деньги как таковые. Похоже, у него на этот счёт имелись собственные, непостижимые уму соображения.
Он частенько оказывался на мели благодаря своему неразумному отношению к деньгам, но зато богатый жизненный опыт, который он в результате приобретал, значил для него куда больше, чем любые материальные ценности, давая Портеру возможность наиболее полным образом выразить своё «я».
Однако он был не из тех, кому безразличен их пустой кошелёк. Он любил тратить деньги, любил чувствовать себя в любой компании хозяином. Например, он часто выдавал мне такую фразу:
— Я буду иметь удовольствие заказать это блюдо за ваш счёт.
Когда обед подходил к концу и надо было расплачиваться, я, взглянув на цифры, начинал кипятиться и теребить салфетки, а он увещевал:
— Перестаньте вы так пыжиться! Оплатили и забыли. Зачем так вульгарно выставлять напоказ собственное благополучие!
Он любил тратить, но ещё больше он любил просто отдавать. В той книжке, которую он подарил Сью, была спрятана купюра в десять долларов. Девушка пришла к нам через несколько дней после пира в «Каледонии». Я как раз сидел и ждал Портера.
— Я принесла вам вот это. Ваш друг, мистер Билл, отдал мне книгу, да, видно, позабыл в неё заглянуть.
В этот момент вошёл Портер.
— Доброе утро, мисс Сью.
В отличие от него я забыл имя девушки и звал её то Софи, то Сара, то просто «голубушка». Портер снял с себя плащ.
— Заходите, пожалуйста.
— Я всего лишь хотела отдать вам вот это.
Портер бросил такой взгляд на купюру в её руке, будто подозревал, что его разыгрывают.
— Что это такое?
— Это лежало в той книге, что вы мне подарили.
— Сью, это не моё. Вы, наверно, сами его туда положили и позабыли.