В середине общего зала было сдвинуто множество столов, так, что они казались одним огромным столом, сделанным из цельного ствола – такого большого, что это дерево могло бы накрыть собой сразу несколько домов в Сонных Топях. Как только Мавну привели и усадили, в зал ворвались суетливые юнцы – те самые, которые дрались на палках во дворе. Они заняли дальний конец стола и время от времени кидали на Мавну любопытные взгляды.
Мавна взяла миску в руки, накрыла ломтём хлеба и постаралась незаметно выйти наружу – через несколько минут ей стало казаться, что взгляды чародеев становятся плотными, осязаемыми, обволакивают и душат, как тяжёлое покрывало, которым накрываешься с головой.
Свободно вздохнула она только на крыльце. Древесина нагрелась на солнце и пахла терпко-смолисто, стволы сосен пылали ярко-рыжим и терялись где-то в вышине. Мавна стряхнула хвоинки и села на край нижней ступеньки.
На земле, поджав под себя ноги, сидел Смородник с такой же миской, только уже пустой. Мавна хмыкнула себе под нос:
– Внутрь не зайдёшь?
Смородник обернулся и нахмурился:
– Теперь ты будешь надо мной насмехаться?
Мавна пожала плечами и положила в рот ещё каши:
– Да нет. Просто спросила.
Смородник повозил куском хлеба по миске, собирая остатки грибной подливки.
– Никто меня не пустит.
Мавна с трудом расслышала, что он говорит, – так тихо прозвучало, будто Смородник разговаривал с миской.
– Я бы тоже тебя не пустила. Ты не умеешь общаться с людьми.
Смородник пересел так, чтобы видеть Мавну, не оборачиваясь. Мавне стало неуютно под его острым взглядом: в чёрных глазах нельзя было различить зрачков, да ещё и этот белый проблеск – будто начинали расти бельма, как у Матушки Сенницы. Лицо у него было худое и резкое, неприветливое, с острыми скулами и крупным носом. Мавна уткнулась в миску, чтобы он подумал, что она очень занята пищей. Вдруг ляпнула что-то не то? Конечно, она сказала чистую правду, но не хотелось бы иметь врага-чародея. Пусть лучше они расстанутся ровно, без ссор и обид, хотя сама Мавна ещё не простила его стрелы, верёвки и тычки в спину. Да перед ней никто и не думал извиняться.
– Ты даже не представляешь насколько, – проговорил он с неожиданной горечью.
К ратнице приблизились ещё трое чародеев – они выглядели куда старше тех, кто обедал вместе с Мавной, и, судя по пыльной одежде, только что вернулись в поселение.
– Смотри-ка, это не тот? – Один из чародеев с короткой льняной бородой ткнул в бок другого, худого и осунувшегося.
Сощурившись, тот сухо кивнул:
– Он. К людям и не пускают, скоро на псарню жить пойдёт.
Смородник отставил миску и поднялся с земли.
– А может, к тебе в свинарник пойду.
Чародей приблизился к Смороднику и сплюнул ему под ноги. Светлобородый положил руку на плечо товарищу.
– Да пойдём, не связывайся ты с этим райхи.
– Пусть свяжется, раз так хочет. – Смородник лениво расправил плечи и вытащил нож. Мавна прижала ладонь ко рту: да что же они в самом деле, на пустом месте!
– Ты-то ножичек спрячь, – беззлобно посоветовал светлобородый чародей. – Второй-то раз прощения не заслужишь, раз даже первое никак не вымолишь.
Смородник крутанул нож между пальцами – ловко и быстро, лишь сверкнуло лезвие на солнце, но всё же убирать не торопился. Они стояли друг напротив друга: трое чародеев с одной стороны и Смородник с другой, но никто не спешил начинать драку. Мавна подумала: а если бы не близость ратной Матушки, бросились бы друг на друга?
– Ребята, чего вы не поделили? Ну-ка, остыньте!
К ратнице подбежала девушка – совсем юная, тоненькая, как молодая ива, темноволосая и черноглазая. Её волосы отливали красивым красновато-каштановым блеском, и она повязывала их так, как никогда не повязывали в Сонных Топях: широкие пряди у лица убраны назад и стянуты на затылке узлом, а остальная копна свободно лежит на спине.
Смородник при виде девушки побледнел и скривился. Тут же нож нырнул обратно в ножны, а худой чародей сам отступил назад, потирая уголок рта большим пальцем, будто хотел снова плюнуть в Смородника, но передумал.
– Мирча! Кулик, Иссоп, Тойко! И не стыдно вам? У Матушки Сенницы под боком драки затевать! Она ведь не любит такое. А тебе, – девушка кивнула на Смородника, – и вовсе нужно быть тише воды, а не ножом махать.
Удивительно, но при её появлении чародеи присмирели, все как на подбор стали выглядеть пристыженными – как псы, на которых вылили ведро воды. Мавна хмыкнула: чудно.
Девушка повернулась к ратнице, поджала губы и склонила голову набок.
– Ты, что ли, гостья Матушкина?
Мавна отставила пустую миску с недоеденной корочкой хлеба и утёрла рот ладонью.
– Наверное. Не знаю.
– Та, которую Смородник подобрал?
– А. – Мавна покраснела. Не хотелось бы, чтобы её все знали исключительно из-за того, что её кто-то «подобрал». – Ну тогда да. Это я.
Девушка облегчённо улыбнулась, впервые за всё время. Улыбка у неё была красивая и открытая, но будто бы опасливая и угасла слишком быстро. Серьёзно сдвинув брови, она подозвала Мавну взмахом руки.
– Пошли. Пускай тут мужики выясняют отношения, а мне Матушка Сенница велела тебя принять.
– Что значит принять?