Сквозь туман меня не видно

Расплатой был сильный удар головой о ствол. Сознание провалилось в черное море боли. Они ушли быстро, побросав палки там, где стояли. Сели в машину и с трудом выехали из леса на дорогу. Низкая подвеска не была рассчитана на кривые дороги.

Он пришел в себя далеко за полночь, в лицо дышали теплом и чем-то прелым. Огромный медведь обнюхивал голову, одежду, фыркал, когда натыкался на запекшуюся кровь.

«Сейчас сожрут», – мелькнула мысль.

Было больно везде. Голову хотелось открутить и бросить куда подальше. Наверное, хорошо, что сожрут, закончатся эти мучения. Но медведь не трогал. Он облизал лицо, снимая боль, помог распутать руки и ноги. Когда успели связать – невозможно вспомнить. Как и невозможно понять, как теперь возвращаться домой. Рядом покачивались поганки, они хаотично расположились вокруг дерева, шипели, когда их случайно задевал медведь. Дед с ба рассказывали легенду про туман, про то, что блуждают там души тех, кто не нашел дорогу домой. А тот, кто блуждает слишком долго, в конце концов превращается в таких вот поганок – душек.

Внутри что-то хрустнуло, и кашель стал душить с удвоенной силой. Поганки резко наклонились в его сторону и открыли глаза. На каждой шляпке сидел один белесый глаз, который смотрел на мучающегося от боли человека. Душек нельзя трогать, они могут обидеться, завести в самое сердце тумана и там оставить. Медведя это, видимо, не касалось. Он сшибал их лапами, игнорируя отчаянное шипение.

Вместе с душками из леса пришел туман. Он двигался плавно, обволакивая своими нежными руками каждый кустик, каждое дерево. Туман пах смородиной, хвоей и чем-то горелым. Запахи, которые совсем не ассоциировались с туманом. Он ожидал, что будет сырость, плесень – что угодно, связанное с травой, болотом или грибами. Запах смородины укутывал вместе с туманными руками, успокаивал.

В тумане медведь стал светиться слабым голубым светом, поганки подхватывали это свечение и уносили его дальше, словно светлячки.

С туманом пришло спокойствие. Туман лечил раны физические, лечил раны душевные. Кости срастались, синяки уходили, возвращались силы. Больше не хотелось выть от предательства, жалеть себя. Ба говорила, если много себя жалеть, то можно стать горемыкой и вечно носиться с внутренней болью. Пугала в детстве, когда он слишком долго плакал над сломанной игрушкой.

– Погорюй и отпусти, – ласково говорила ба, а дед с ней соглашался.

Туман напомнил об этих словах, помог подняться, вдохнуть полной грудью смородину. Медведь куда-то ушел, поганки заполонили все вокруг. Сложно было наступить, не повредив хоть одну шляпку.

Он осмотрел себя: под рваной одеждой было сильное, здоровое тело. Ни следа от недавних побоев. Туман предложил стать еще сильнее.

– В смысле? – Вопрос шелестом пролетел над поганками.

– Я покажу, – шелестом вернулся ответ.

Он смотрел на свои руки и видел, как обрастают они густой медвежьей шерстью. Туман дарил новый облик.

Впереди показался чей-то силуэт. Хрупкие руки с длинными ногтями взяли за медвежьи лапы, развернули и повели прочь из тумана.

– Нельзя, – серьезно прозвучал девичий голос. – Человека в себе потеряешь.

* * *

Из-за погоды туристов было мало, торговля совсем не шла. Хотелось бросить эту дурацкую палатку и уйти. Скоро это станет возможным. Обещали заплатить на этой неделе, и тогда нужная сумма будет собрана. Можно будет звонить Ставру, брать под мышку Мангуста и уезжать на фиг из этого города. Если спросят, какой ценой, ответ – ценой всего. Надо было уничтожить себя, чтобы заново выстроить, научиться жить с собой.

Ветер поднял полы палатки, скинул со стола легкие свечи и корзину с игрушками. Пришлось забраться под стол, чтобы все подобрать.

Его присутствие ощущалось задолго до того, как он сам появлялся. За столько лет Мира научилась чувствовать душу Мангуста, чувствовать его настроение. И сейчас оно было мрачное. Мангуст нес неприятный разговор, который у них возникал каждый месяц. И он шел не один.

Надо было побыстрее привести в порядок свой небольшой шатер, чтобы не видели, как ведьма ползает под столом, собирая на асфальте свои товары.

Первым появился Медведь. Обнюхал все, заглянул в глаза, фыркнул. Рядом с Медведем показалась девушка с огромными испуганными глазами. Следом пришел Мангуст.

– Весь мусор у себя собрала. – Буров даже не пытался быть вежливым.

– У меня ровно то, что люди хотят покупать.

Мира отвечала спокойно, не ведясь на провокацию. Медвежья сущность все чаще брала верх над ним, все сильнее было влияние тумана.

– Это же говно нерабочее. – Буров покрутил в руках камешки со знаками. – Такого вообще не существовало.

– Это в твоей картине мира оно не существовало.

Мира перевела взгляд на Мангуста. Тот ждал, когда Ярослав угомонится.

– Но оно же у них не работает, – прозвучало уже без наезда.

– И что? – уточнила Мира.

Буров не нашелся, что ответить на это, и переключился на плюшевых зверят.

– Скажи, а сколько ты игрушек продала? – Он копался в корзинке, перекладывая с места на место котят, енотов, жабок. – Ты же их все считаешь.

Мира нахмурилась, ей не понравился этот вопрос.