Сквозь время. (Сборник)

— Константин Петрович, вам… э… не покажется нескромным, если я задам один вопрос?

— Пожалуйста.

— Вы рассказали о своем сне… ну, насчет Волги… Меня интересует один момент. Вы сказали, что не только видели Горький, но слышали в этот момент мелодию. Так вот, какую именно мелодию? Можете вспомнить?

— Конечно. Я еще утром сообразил. Это была Балакиревская увертюра на темы трех русских песен.

— Балакирев? — Трах недоверчиво посмотрел на меня. — Ах, Балакирев! Конечно, конечно…

Он встал и, не прощаясь, направился к двери, что-то насвистывая на ходу.

— Николай Андреевич, — окрикнул я его. — у вас не найдется что-нибудь почитать о снах и сновидениях?

Трах повернулся, хитровато посмотрел на меня.

— Найдется, сейчас принесу.

Через полчаса, лежа в кровати, я перелистывал популярную брошюру. К сожалению, узнал я немногое.

Днем, когда человек бодрствует, кора головного мозга находится в состоянии возбуждения. Это возбуждение, однако, не охватывает всю кору- оно ограничивается отдельными очагами, расположенными вперемежку с очагами торможения. Получается нечто вроде “мозаики” действующих и бездействующих участков. “Мозаика” подвижна: в зависимости от нашей деятельности возбуждаются попеременно то одни, то другие участки коры.

Во время сна динамическая мозаика сменяется устойчивым торможением всей коры головного мозга. Торможение возникает первоначально в одном каком-нибудь участке, а потом уже распространяется — “иррадиирует” — на соседние. Как вода при наводнении заливает все низменные места, так и торможение охватывает кору больших полушарий, оставляя только маленькие островки. Эти островки — “центры сна”. Они продолжают бесконтрольно работать, вызывая фантастические и нелепые сновидения.

На этом я прекратил изучение брошюры. В ней явно чего-то не хватало. Ведь мои сновидения не были ни фантастическими, ни нелепыми. Чем же их следовало объяснить?..

Заснул я мгновенно. На этот раз я не ставил будильник. Но утром какой-то внутренний толчок разбудил меня. Я успел заметить время — семь часов, — и сейчас же снова погрузился в сон.

…Видение возникло из темноты и первые мгновения было скрыто серой дымкой. Потом выплыл краешек солнечного диска, и я увидел море, горы, покрытые соснами и буком. Какой-то голос подсказал: “Ты видишь восход солнца с вершины Ай-Петри”.

Южный берег Крыма! Я жадно рассматривал виноградники, парки, сады, белые корпуса санаториев…

Дрогнув, видение изменилось. Теперь вокруг меня были огненные цветы канн, темная хвоя, пушистые мимозы, веерообразные кроны пальм, подстриженные шапки лавра. В просветах зелени мелькнули знакомые контуры белых зданий, и я понял: “Ялта”.

Тотчас же неведомая сила подхватила меня и, вызывая странное ощущение полета, повлекла куда-то вверх. Далеко внизу осталась Ялта, и я увидел с высоты птичьего полета Гурзуф, Алушту, Судак.

Я опускался и вновь поднимался. Внизу проплывали санатории, пляжи, набережные… С улиц Гурзуфа я любовался Медведь-горой, в Судаке видел развалины средневековой генуэзской крепости…

А сон продолжался, и таинственная сила несла меня над крымским побережьем…

Потом все исчезло. Я видел только цветущую акацию, купался в море белых лепестков, полной грудью вдыхая их пряный запах…

Проснувшись, я не сразу обратил внимание на часы, а когда посмотрел на них, было уже пять минут восьмого. Как и в первых случаях, сон продолжался едва ли больше одной–двух минут. Бодрость и какое-то необычайно светлое настроение, возникшее в последние мгновения сна, так и остались у меня на весь день.

Трах встретил меня вопросом:

— Ну, какой сон мне придется разгадывать сегодня?

Я ответил коротко:

— Крым.

Он громко расхохотался, взмахивая длинными руками.

— А вы умеете устраиваться! Отличный сон! Ну-ка, расскажите.

Стараясь говорить безразлично веселым голосом, я начал рассказ. Когда я упомянул о развалинах генуэзской крепости, Трах присвистнул и бесцеремонно прервал меня:

— Ха! Я могу отгадать, что вы видели дальше.

— Попробуйте.

— Вы увидели Карадагские горы, увидели, как прибрежный хребет круто обрывается в море, увидели знаменитые скалы: “Сфинкса”, “Льва”, “Ивана-разбойника”, увидели созданные ветром и водой Карадагские ворота…

Я вскочил.

— Откуда вы это знаете?

Трах рассмеялся мне в лицо.

— Откуда? Да ведь это обычный туристский маршрут. Традиционнейший из традиционных! Вам угодно меня разыгрывать.

— Даю честное слово, что я видел этот сон, — отчеканил я, начиная злиться.

Трах перестал смеяться.

— Видели? — он исподлобья взглянул на меня. — Ну, успокойтесь, верю… Но вы же бывали в Крыму — вот и вспомнилось, приснилось.

— Я был в Ялте, Гурзуфе и Алуште, но Судака и Карадагских гор я не видел.

— Вы могли их видеть в кино, могли, наконец, видеть на фотографии.

Это была дельная мысль. Я неуверенно возразил:

— Что-то не помню таких случаев.