Сквозь время. (Сборник)

— А как же, товарищ Русанов, — за стеклами очков весело блеснули глаза. — Я вас сразу узнала.

— Автограф просить будете?

— Не буду. Уже есть. В День поэзии вы за прилавком стояли…

Русанов рассмеялся.

— Ну, а как с открытием? — он показал на осколки негатива и, не дожидаясь ответа, спросил: — Как же вас зовут, уважаемая незнакомка, сбивающая с ног прохожих и фотографирующая звезды?

— Алла… Алла Владимировна Джунковская. Астроном.

“Алла… Алла Владимировна Джунковская, астроном, — мысленно повторил Русанов. — Нет, неужели ей больше шестнадцати?!”

— Значит, пропало открытие?

Джунковская покачала головой.

— Нет. У меня есть еще другие снимки.

— Что же вы все-таки открыли? Большие глаза с сомнением посмотрели на Русанова- говорить или не говорить?

— Понимаете, я обнаружила в спектре звезды Процион…

Русанов не сразу уловил суть порядком путанного рассказа Джунковской. Она говорила быстро, поминутно спрашивая: “Понимаете?” События были изложены далеко не в хронологическом порядке. О многом Русанову пришлось догадываться.

…Девушка еще в школе увлекалась астрономией. Кончила физический факультет. Поехала в Алтайскую горную обсерваторию. Разочарование: вместо открытий — кропотливая работа по систематизации снимков звездных спектров. На четвертом месяце работы ей кажется, что сделано открытие. Директор обсерватории сухо разъясняет — ошибка. Проходит еще три месяца. Снова радость открытия… и снова ошибка, снова разочарование. Идут месяцы. Работа, работа, работа. И совсем нет романтики. Бесчисленные снимки звездных спектров. Вычисления. Систематизация. Открытий нет. Кажется: так будет всю жизнь. И вдруг…

— Вы понимаете, — говорила Джунковская, — сначала я не поверила себе. Уж очень неприятно, когда тебе, как ребенку, заявляют: “Нужно работать, а не фантазировать…” Да… Но это было так очевидно… Передо мной лежали триста пятьдесят спектрограмм Проциона. Другие астрономы видели эти снимки порознь, а я увидела их все сразу. Й, понимаете, как будто из отдельных кубиков составилась картина. Так бывает, правда? Из трехсот пятидесяти спектрограмм я прежде всего отобрала девяносто. Они были сняты с промежутками в четыре часа: у нас налаживали астрограф. Все снимки имели одинаковый фон — линии неионизированных металлов. Это спектр Проциона, давно уже известный. Но, кроме того, на каждой спектрограмме я увидела линии еще одного элемента. На первой спектрограмме — линии водорода, на второй — гелия, на третьей — лития… И так по порядку вплоть до девяностого элемента периодической системы — тория. Вы понимаете, как будто кто-то нарочно перебирал элементы в строгой последовательности периодической системы. Не было никаких, вы понимаете, никаких естественных объяснений этому факту, кроме одного, — это сигналы разумных существ.

— Вы так думаете? — очень серьезно спросил Русанов.

— Ну, конечно! — воскликнула девушка. — Вот, скажем, отдельные звуки, их часто можно услышать в природе. Но если вы слышите те же звуки, расположенные в порядке азбуки, — разве это может произойти без участия разумного существа?.. Я боялась сказать об открытии — а вдруг опять ошибка? Потом мне дали отпуск. Уезжала я, как во сне. Всю дорогу ругала себя — нужно было все-таки сказать. Приехала, а мысли там, в обсерватории… Со студенческих времен у меня дома, на чердаке, своя небольшая обсерватория, правда любительская. В общем, в первую же ночь я вновь получила две спектрограммы Проциона. На них были линии алюминия и кремния — тринадцатого и четырнадцатого элементов периодической системы. Сегодня я повторила снимки. Понимаете, это был цезий. И если это не сон, сейчас, на новом снимке должны быть линии следующего элемента — бария. Понимаете?..

Они все еще стояли в переулке, у фонаря. Русанов молча смотрел на снежную крепость.

— Вы… не верите? — спросила Джунковская.

Русанов верил не больше, чем если бы ему сказали, что в Черном море открыт новый — седьмой континент.

— Давайте посмотрим на эти… ваши… спектрограммы, — предложил он.

— Пожалуйста, — обрадовалась Джунковская. — Идемте, идемте. Вы увидите.

Пока Русанов видел одно — в его новой знакомой удивительно сочетались черты взрослого и ребенка. Жизнь научила Русанова разбираться в людях. Еще в Испании запомнились ему слова комиссара одной из интернациональных бригад, бывшего учителя математики: “Судите о людях только после второй встречи. Ведь даже направление прямой линии определяется через две точки”. В этой шутке была доля истины. И Русанов избегал поспешных суждений. Джунковская казалась избалованным, капризным ребенком. Только очки придавали ее красивому лицу взрослый вид. И большие темные глаза смотрели серьезно. “Что ж, — подумал Русанов, — а вдруг устами младенца глаголет истина? Впрочем, она не такой уж младенец… Астроном, — он усмехнулся, — Алла Владимировна Джунковская…”