Сквозь всю блокаду

Эти бои продолжались до 12 февраля, а 13 февраля наши войска двумя встречными ударами — от Синявинских болот к Неве и от Невы к Синявинским болотам — начали выравнивать линию фронта. 15 февраля нами были взяты 1-й и 2-й Городки на Неве, 20-го — северная половина Арбузова. Тратить силы на штурм 8-й ГЭС не имело смысла, она была блокирована и взята немного позже. Синявинские высоты в этот раз взять нам не удалось, но линия фронта была выровнена. Через четыре дня наше наступление на Синявинском направлении было прекращено. Бои, перенесенные в предместья Колпина, вскоре привели к взятию нами Красного Бора, а затем, с началом распутицы, наши войска на всем фронте перешли к обороне.

Но немцы всё еще надеялись крепким ударом из района Синявина вновь замкнуть кольцо блокады. Накапливая силы в лесах южнее Синявина и Круглой рощи, они скрытно готовились к наступлению. Оно могло начаться тогда, когда стает снег и почва просохнет. Войска Волховского фронта разгадали намерения гитлеровцев и точно определили направление возможного удара. Эта глава посвящена рассказу о том, как все попытки врага вновь замкнуть кольцо блокады были сорваны…

Путь через «коридор смерти»

23 мая. Деревня Петровщино

Странно, очень странно вспоминать мечты и чаяния прошлого года, когда для советского человека, находившегося здесь, впереди был не путь в Ленинград, а немецкий фронт, внешний обвод кольца блокады. До боли в душе хотелось ее прорвать! Ленинград казался отсюда безмерно далеким, недостижимым.

А сегодня?

От Финляндского вокзала до Морозовки, против Шлиссельбурга, поезд шел два часа двадцать пять минут. Пассажиров встречали пограничники, проверяли документы.

Затем мимо груды развалин, в которые минувшей зимой превратилась высокая церковь Морозовки, я прошел берегом Невы к понтонному мосту, вглядываясь в соседний железнодорожный мост.

Пересекая Неву, гляжу на искрошенные стены гордой крепости Орешек, не подпустившей к себе врага за все шестнадцать месяцев блокады. Морские артиллеристы капитана Строилова, составлявшие легендарный гарнизон крепости, теперь воюют уже не здесь.

На мосту почти возле каждой понтонной лодки дежурят красноармейцы и кое-где командиры. Диспетчеры направляют поток машин попеременно то в одну, то в другую сторону. На левом берегу Невы — блиндаж КПП. Поперек узкого, как щель, коридора — укрытия от обстрелов, — ведущего в этот блиндаж, сочится вода. Эта хорошая ключевая вода для питья прикрыта куском фанеры.

Перед щелью девушка-регулировщица. Пропуская машины, она четко взмахивает желтым и красным флажками. Сапоги у девушки блестят. Сапожная щетка лежит тут же, на бревнышке.

Шлиссельбург — город, простреливаемый насквозь. Противник постоянно держит под огнем перекресток шоссе и железной дороги, а особенно — оба моста.

— Наверное, в городе еще есть корректировщики! — проверив мои документы, говорит пограничник на КПП. — Немец зря не бьет, бьет туда, куда ему нужно.

Население Шлиссельбурга, то, что осталось после оккупации, полностью переведено в другой район, но улицы полны новыми людьми, много женщин и даже детей. Взводными колоннами, распевая песни, шагают девушки в военной форме, с пилами, лопатами. Это части саперных, инженерных и железнодорожных войск.

Я еду вдоль Старо-Ладожского канала сначала на грузовике с битым кирпичом, потом на попутном автофургоне, направляющемся через Назию в деревню Петровщино.

Полоса отвоеванной у немцев земли между берегом Ладоги и Синявином — шириной не более шести километров. С Синявинских высот, откуда бьет немецкая артиллерия, всё это плоское пространство хорошо просматривается простым глазом.