Сквозь всю блокаду

Пришедших к нему корреспондентов Арсеньев встретил приветливо у порога своего блиндажа, повел нас к себе, угощал. У него высокий лоб, темно-голубые глаза, зачесанные назад коричневые мягкие волосы. Глаза — озорные, в них шаловливая, мальчишеская улыбчивость. В лице — нервная усталость, никак Арсеньевым не выказываемая, но мною уловимая. От носа мимо углов губ к подбородку тянутся две старящие Арсеньева складки, но они же изобличают и его волю. Он обладает огромным запасом прибауток, стишков, соленых выражений, которыми пользуется иногда даже с балаганством. Но это — внешняя манера держаться: в нем видна способность быстро переключаться на серьезный, деловой разговор, — и он сразу становится сосредоточенным, выдержанным. Мне понравилось, что Арсеньев не любит стандартных, заезженных фраз, подмечает их в речи окружающих и тогда поддевает своего собеседника. Кипучесть и заражающая веселость создают вокруг него атмосферу энергии и хорошее настроение. Он, безусловно, умен…

Таковы первые мои впечатления от Арсеньева, с которым я провел весь день.

Ночь на 26 мая

Проверяя по телефону положение в батальонах, ротах, на полковых батареях, принимая донесения и отдавая приказания, Арсеньев рассказывал мне свою биографию, я подробно записывал, и в мою запись внедрялись такие фразы: «„Корова“ чесанула один залп». Или: «Если кухне нельзя подъехать, надо чтоб в термосах подносили третьему батальону!.. Ну, и что ж? Пусть за два-три километра!» Или: «Я уже тебе говорил: надо огневую систему на стыках усилить, плотность огня. С тебя спрашивать буду! Доложишь!..»

Биография Арсеньева несложна, он из крепкой рабочей питерской семьи, родился в 1906 году, его отец был «чернорабочим» — кочегаром на заводе «Новый Лесснер», умер, прожив только двадцать три года. Мать, Мария Сергеевна, ткачиха фабрики «Работница», умерла в 1941 году, брат Павел был фрезеровщиком на заводе имени Свердлова, второй брат — токарем на другом заводе, а сам Николай Георгиевич, начав свою рабочую жизнь мальчиком-посыльным на том же заводе «Новый Лесснер» (ныне завод имени К. Маркса), окончил Политехнический институт, стал инженером-металлургом, работал над сплавами на заводе «Красный выборжец». Арсеньев был секретарем ячейки комсомола, членом Выборгского райкома, а вступив в партию, вскоре стал секретарем партийной организации испытательной станции завода и объединенного с нею силового цеха, потом с курсов пропагандистов его призвали в армию…

Семья Арсеньева живет сейчас в Петропавловске. Он любит свою жену и особенно любит детей — дочку и сына. Показывая мне письма, в которых дочка называет его «папуленька», Арсеньев становится трогательно грустным, как все фронтовики, не ведающие, доведется ли им когда-нибудь увидеть своих жен и детей («Я безумно люблю детей!»)…

За строптивую насмешливость и неуважительность Арсеньева недолюбливала теща, и, говорит он, «такое положение было до конца финской войны; после финской войны (они думали, что я убит, — я был комиссаром лыжного батальона, пятьдесят суток в тылу у финнов, вернулся с орденом Красного Знамени) теща помирилась со мной».

Возвращаясь из финского тыла после многих боев, Арсеньев с группой лыжников триста метров полз под снегом при пятидесятиградусном морозе — наст сверху был прочен, а снег так глубок, что лыжники пробрались в нем, как кроты, незамеченными.

«На шубнике моем, когда вышли, оказалось около ста двадцати дырок, осколочных и пулевых, — смеется Арсеньев. — Тридцатого марта я приехал в Ленинград, в отпуск, и пришел домой, на Невский сто тридцать пять, звоню у дверей. Жена, Анна Михайловна, не открывает: „Кого вам нужно?“ Я было подумал, что бросила меня, не хочет пускать, говорю: „То есть как кого? Ну, мне нужно тут одну гражданку!“ — „Что с мужем? Что?“ (Она, думала, я погиб.) „Нет, — отвечаю, — мне нужно одну гражданку, в качестве мужа прислан!“ Жена за нахала меня приняла, а дочка по голосу узнала да как закричит: „Папуленька!“ Я опухший был, дистрофик. Жена увидала меня в коридоре, так и села!..»

Арсеньев с детства увлекался литературой, музыкой, был в литкружке «Кузница», писал стихи. Любил также волейбол, городки и, как болельщик футбола, не пропускал ни одного матча. Читал очень много и тут на фронте читает «Батыя», Драйзера, перечитывает «Войну и мир», изучает Суворова и военную литературу.

Напряжение ожидания

26 мая. 3 часа 40 минут утра. Блиндаж НП

Час назад, проговорив с Арсеньевым за полночь, мы легли с ним на одних нарах спать. Но в 3 часа ночи раздался писк аппарата. Арсеньеву сообщили: «Противник в 4.00 собирается кое-что предпринять!»

Арсеньев немедленно вызвал к проводу комбатов, приказал поднять все подразделения полка, приказал начальнику артиллерии Гребешечникову привести в боевую готовность артиллерию, предупредил резервы, проверил связь. Заместитель командира полка доложил, что противник начнет артподготовку с новых позиций. Арсеньев объявил:

— Будить всех!.. Будить замполита!