Я. И тут я подумал, а что возведут потомки на месте нынешнего толчка? Может, памятник ворчащему Шкловскому с палкой, поднятой вверх, а может… Впрочем, кто их знает, этих потомков. Восемнадцать лет я работал на кафедре, в комнате, где родился Герцен. Я сидел на мемориальном диване в мемориальной комнате и думал, что Герцен при самом пылком воображении вряд ли мог представить кафедру русской литературы и речи, которые там будут звучать. Есть фильм «Никто не хотел умирать». Я бы назвал эту кафедру «Никто не хотел убирать». Но убирать меня было поручено новому зав. кафедрой из Воронежа, никому не ведомому Основину. Кирпотина к тому времени отправили на пенсию. Но почему-то я не могу представить себе заседание кафедры без Валерия Яковлевича. Пусть он тоже будет.
Основин. Будем откровенны. Как сказал ректор, «органы, которые призваны следить за политическим и идеологическим климатом страны, с тревогой говорят о лекциях Константина Александровича».
Кирпотин. Мы были на публичной лекции, просматривали планы, кроме того, все не раз посещали занятия Константина Александровича. Его лекции увлекательны, иногда спорны, но ничего супротивного в них не просматривается. Пусть те, кто имеют претензии к нашему преподавателю, четко сформулируют, что они имеют в виду.
Основин. Дело в том, что, по их утверждению, наш студент из Липецка якобы под влиянием лекций Константина Александровича уверовал в Бога. Но это еще не все. Он вышел из партии. На самом деле это сейчас происходит везде и всюду – перестройка. Однако списывают на нас.
Кирпотин. Я атеист и марксист.
Я. Но в мировой-то разум вы верите?
Кирпотин. Скорее в мировое безумие.
Пушкинист. Я и раньше предупреждал, что у вас есть крупные методологические ошибки.
Я. Слово «методологические» Пушкинист произнес почти по слогам. Дело в том, что для отстранения от преподавания могут быть только два повода: уголовное преступление или методологические ошибки.
Пушкинист. И вообще, есть в вашем облике, и внутреннем и внешнем, что-то, что противоречит статусу преподавателя нашего института. Примите это от меня после 17 лет преподавания.
Я. Это не обсуждение, а правеж!
Кирпотин. Вы молоды и не знаете, что такое настоящая проработка. Слава Богу, сейчас другие времена. От ошибок никто не застрахован. Я думаю, что Константин Александрович извлечет должный урок из случившегося и в следующем учебном году усилит методологию. А мы все ему в этом поможем.
Основин. Может, не надо «методологические»? Напишем просто – неточности.
Пушкинист. Согласен, но только мое замечание обязательно обозначить в протоколе… Помню, когда мы вошли в Берлин, началось массовое бегство офицеров и солдат в американскую зону. Первое время это было легко и просто. А потом стали хватать. И схватили моего приятеля. Он уже из окна намылился прыгнуть, но кто-то настучал… (Л
Основин(
Кирпотин(
Я. Прав Кирпотин, без Христа не может быть никакой истории, кроме истории с Берлиозом на Патриарших прудах.
Пушкинист(
Я. Согласен, но почему именно куб, а не спираль, или шар, или вообще лента Мебиуса?
Пушкинист. Формалист вы неисправимый. Правильно КГБ вас отстранило. Но я был против, в протоколе записано (
Я. Заседание парткома, где якобы решалась моя судьба, я, беспартийный, благополучно проспал. Не от повышенной смелости, а просто проспал и все.
Ректор. Может, не будем рассматривать вопрос о Константине Александровиче в его отсутствие?
Лев Ошанин. Нет, почему же? Согласно уставу дела членов партии должны рассматриваться в их присутствии. А Константин Александрович беспартийный, стало быть, имеем право рассматривать.
Радио. Передаем «Марш демократической молодежи мира» на слова Льва Ошанина.