СквозьК...

Лера встала, перекинула сумку черз плечо и пошла за черным Квадратом к двери. Он похитил ее просто: за порогом их не ждал, не кипел конь, они закрыли одну дверь и открыли другую. Разделась и позвала его к себе. У нее летняя, у-у-у, звукодудочки шея… за окном фонари – ямы, уводящие к желудку, бросаешь медь – звенит стекло, фонари, склоняющие кобровые гоовки и лижущие пятна собственного света, о, это не лампочки, хрупкие и раскачивающиеся от ветра. Оду – лампочкам! Села к нему на колени, взбила бумажные редкие волосы…

Дальше можно прочитать, купив книгу в книжной лавке Литинститута (Тверской, д.25, во дворе) и в магазине «Фаланстер» (Малый Гнездниковский пер., д.12 / 27).

Графика Галины Мальцевой

------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В.Нарбикова

Стихи поэта КАК

Константин Александрович Кедров – КАК –  для меня так и остаётся «как?». Я ему задавала совершенно нешуточные детские вопросы «как?», на которые он никогда мне не отвечал:  «Да как сама знаешь», – то есть он не отмахивался, как от дурацких вопросов.

Он сказал: «Ты веришь, что можно вывернуться?» – «Верю. А как?» Вот если встать как звезда: голова наверху, руки распрямить, ноги расставить, всё, что внешнее окажется внутри, а всё, что внутри – снаружи. Да нет ничего проще. Но это не упражнение. Это то, что нельзя придумать. Это то, что один увидел, а другой в это поверил. Всё так просто. «Сколько бы ни было лет вселенной у человека времени больше».

Я спросила у КАК, «можешь объяснить мне, только подоходчивей, теорию относительности, потому что у Эйнштейна я как-то слабо понимаю». – «А ты сначала, расскажи, как слабо». – «Ну, я, например, понимаю, что вот если представить автобус в воздухе с двумя водителями: впереди и сзади, автобус одновременно едет в разные стороны и не разрывается». – «А в каком времени?» – «А вообще». И защищалась.

То есть нападала.

«Так думал я,

сравнивая правую и левую сторону белой девочки

подсыхающей вокруг неба,

и решил, что справа всегда немножко больше,

чем слева

и вспомнил жалобы,

что правому всегда достаётся больше

даже от собственного тела приходится иногда таиться».

И, собственно, подумала: стихи могут быть про всё, но не всё будет стихами. А, может, это не я первая подумала. Но зато я первая подумала, что это я первая подумала. Меня даже иногда удивляло, что КАК ничем нельзя удивить – про всё он где-то или видел, или слышал, или читал, или это ему снилось. В общем, это человек-странник, убегающий от себя так далеко, что, приближаясь к самому себе, он становится настолько огромен, что становится невозможно себя охватить, и он удаляется опять на невероятное расстояние, чтобы взглянуть на себя оттуда, чтобы лучше себя увидеть, это человек-волна. И если путь физически может быть человеком, то это КАК.

«я в тесном не-сне живу

постоянно воспламеняем

люблю

Два волкодава Заинька и Настасья

посуху плывут из грозы».

Про что это? А это про то, что я в тесном не-сне живу постоянно воспламеняем люблю, два волкодава, Заинька и Настасья, посуху плывут из грозы.

Я как-то сказала КАК, я тогда писала роман «План первого лица. И второго», это был какой-то восемьдесят какой-то год, что я не верю, что параллельные линии не пересекаются, и привела ему пример, что вот если взять две параллельные спички и поджечь их, то ведь они пересекутся. «А ты сама знаешь, что такое план первого лица?» – в свою очередь спросил меня он. Конечно, сказала я, план первого лица относится к любимому, я тогда была страстно влюблена, а всё остальное – это фон. «Ты имеешь в виду геометрию Лобачевского», – сказал КАК. Я собственно имела в виду страсть обугленных спичек.

В общем, стихи писать просто. Не так просто хулиганить в стихах. И совсем не просто писать о стихах. А уж совсем не просто, когда предметом стихов становятся стихи. И КАК написал стихи Пушкина, Хлебникова, Хармса, Заболоцкого, даже из живых Сапгира (потому что я до сих пор не считаю, что он умер), Тредиаковского, можно назвать ещё разных хороших поэтов, и это не будет преувеличением. Он так не любил моего любимого Михаила Кузмина, что его не написал. А, может, не мог.

И тут я договорюсь до того, что он поэт изподвыверта. Вообще-то это для меня самый большой комплимент.

«Премьера.

Я загримирован

я на верёвках ввысь парю

я в рампе заживо горю

я с башмачками вниз спускаюсь

и Золушкиного лица

слезой нечаянно касаюсь

Вот башмачки из хрусталя

Возьми их Золушка скорее

Хрустальные возьми земля

А кожаных я не имею».

Страсть к сочинительству – самая страшная страсть. Поэтому чтобы ничего не сочинять, расскажу я вам одну историю, вымышленную, про то, как ходили в магазин – в деревню. Неужели жизнь ради рассказа? А жизнь – это реальная история или сочинение? Например, воспоминание о каком-то запахе – это повод для какой-то реальной истории? А что было сначала? То ли запах, то ли история? Кто знает?