Сквозняк из прошлого

«Я имею в виду, – сказал Хью, – что работаю на этого самого издателя. На американского издателя, выпустившего эту книгу в твердой обложке. Она вам нравится?»

Она ответила на беглом, но искусственном английском, что терпеть не может сюрреалистические романы поэтического рода. Ей нужен суровый реализм, отражающий наше время. Ей нравятся книги о Насилии и Восточной Мудрости. Станет ли там дальше поинтереснее?

«Ну, там есть довольно драматичная сцена на ривьерской вилле, в которой девочка, дочь рассказчика —»

«Джун».

«Да. Джун поджигает свой новый кукольный домик, и вся вилла сгорает дотла; но, боюсь, насилия там негусто; все это скорее символично, в величавой манере и, в общем, удивительно нежно при этом, как говорится в рекламной аннотации, по крайней мере, говорилось в нашем первом издании. А обложку придумал знаменитый Пол Плам».

Она, конечно, дочитает ее, как бы скучно ни было, потому что все в жизни нужно доводить до конца, как эту новую дорогу над Виттом, где у них дом, шале де-люкс, но, пока ее строят, приходится долго тащиться вверх до фуникулера Дракониты. Это «Пылающее окно», или как там она называется, ей только вчера, на день рождения, уже двадцать третий, подарила падчерица автора, которую он, вероятно —

«Джулия».

Да. Прошлой зимой они с Джулией преподавали в Тичино в школе для иностранных девушек. Отчим Джулии только что развелся с ее матерью, с которой он обращался ужасно. Что они преподавали? О, хорошие манеры, ритмику – такого рода вещи.

Хью и новая неотразимая персона к этому времени перешли на французский, на котором он изъяснялся по крайней мере так же хорошо, как она по-английски. Арманда спросила, угадает ли он, кто она по национальности, и он предположил, что датчанка или голландка. Нет, семья ее отца приехала из Бельгии, он был архитектором, его убило прошлым летом, когда он руководил сносом знаменитого отеля на одном пришедшем в упадок курорте. А ее мать родилась в России, в очень благородной среде, полностью, конечно, уничтоженной революцией. По душе ли ему работа в издательстве? Не мог бы он немного опустить эту черную шторку? Похороны заходящего солнца. Такое выражение? Нет, он это только что сочинил.

Той ночью в Версексе Хью в дневнике, который вел от случая к случаю, сделал такую запись:

«Познакомился в поезде с девушкой. Прелестные загорелые голые ноги и золотистые сандалии. Безумное желание школьника и романтическое волнение, которых никогда прежде не испытывал. Арманда Шамар. La particule aurait jure avec la derniere syllabe de mon prenom^[8]. Кажется, у Байрона встречается “chamar”, что в очень благородной восточной среде значит “павлиний веер”. Очаровательно утонченная, но при этом удивительно наивная. Шале над Виттом, построенное отцом. Если вы окажетесь в этих parages^[9]. Спросила, нравится ли мне моя работа. Моя работа! Я ответил: “Спроси меня, что я могу делать, а не что я делаю, дивная нимфа, дивный отблеск солнца сквозь полупрозрачную черную ткань. Я могу запомнить целую страницу из справочника за три минуты, но не помню собственного телефонного номера. Я могу сочинять обрывки стихов, столь же странных и новых, как ты или как что-то, что человеку предстоит сочинить лет через триста, но я не опубликовал ни единой стихотворной строчки, кроме какого-то юношеского вздора в колледже. На теннисных кортах в школе моего отца я развил сокрушительный прием сервиса – укороченный задержанный драйв, – но выдыхаюсь после первого же гейма. С помощью чернил и акварели я могу изобразить озеро невиданной прозрачности, с отражением в нем всех райских гор, но не способен нарисовать лодку, или мост, или силуэт охваченного паникой человека в пылающих окнах Пламовой виллы. Я преподавал французский в американских школах, но так и не смог избавиться от канадского акцента моей матери, хотя отчетливо слышу его, когда шепчу французские слова. Ouvre ta robe, Dejanire, чтоб я взошел sur mon bucher^[10]. Я могу на дюйм подняться над землей и десять секунд провисеть в воздухе, но не могу взобраться на яблоню. Я получил докторскую степень по философии, но не владею немецким. Я влюбился в тебя, но ничего предпринимать не стану. Словом, я многогранный гений”. По совпадению, достойному того другого гения, книгу, которую она читала, ей подарила его падчерица. Джулия Мур, конечно, позабыла, что я переспал с ней года за два до этого. Они с матерью завзятые путешественницы. Посетили Кубу, Китай и другие того же рода унылые и примитивные страны и любовно критиковали многих приятных и странных людей, с которыми там подружились. Parlez-moi de son отчим. Он что, tres fasciste?^[11] Не могла понять, почему я назвал левачество миссис R. общим местом буржуазной моды. Mais au contraire^[12], она и ее дочь обожают радикалов! Что ж, сказал я, сам-то мистер R. равнодушен к политике. Милашка моя сочла, что это его недостаток. Сливочно-ореховая шея с золотым крестиком и grain de beaute^[13]. Стройная, спортивная, смертоносная!»

10