Хью Пёрсон прошел в библиотеку, удобно обставленную, но откровенно старомодную и совершенно недостаточно освещенную комнату, уставленную энциклопедиями, словарями, справочниками и авторскими экземплярами книг хозяина в многочисленных изданиях и переводах. Хью сел в клубное кресло и вынул из портфеля список вопросов, подлежащих обсуждению. Два главных вопроса заключались в следующем: как изменить некоторых слишком хорошо узнаваемых людей в типоскрипте «Траляций» и что делать с самим этим названием, невозможным в коммерческом отношении.
Вскоре явился R. Он не брился несколько дней и был облачен в несуразный синий комбинезон, который находил весьма удобным для распределения вокруг себя орудий своего ремесла: карандашей, шариковых ручек, трех пар очков, карточек, больших зажимов, круглых резинок и – в незримом состоянии – кинжала, после нескольких слов приветствия наставленного им на нашего Пёрсона.
«Я могу лишь повторить, – сказал он, рухнув в кресло, освобожденное Хью, и жестом предлагая ему занять такое же кресло напротив, – то, что я уже говорил не раз, а довольно часто: вы можете кастрировать кота, но каста моих персонажей неприкосновенна. Что же до названия, которое представляет собой вполне респектабельный синоним слова “метафора”, то никакие дикие жеребцы не выбьют его из-под меня. Мой врач посоветовал Тамуорту запереть мой погреб, что тот и сделал, спрятав ключ. Дубликат слесарь изготовит не раньше понедельника, а я, знаешь ли, слишком горд, чтобы покупать дешевые вина, которыми торгуют здесь в деревне, поэтому все, что я могу тебе предложить – ты заранее качаешь головой, и ты, сынок, чертовски прав, – это жестяную банку абрикосового сока. Теперь давай поговорим о названиях и пасквилях. Знаешь, когда я прочитал твое письмо, кровь ударила мне в лоб. Меня обвиняли в том, что я не прочь потискать малолетних, но от моих маленьких персонажей руки прочь, если позволишь мне каламбур».
Он принялся объяснять, что если настоящий художник решил создать персонажа на основе живого индивидуума, то любое переписывание, направленное на его маскировку, было бы равносильно уничтожению живого прототипа, как, знаешь, протыкают булавкой глиняную куколку, и какая-нибудь девушка падает замертво. Если сочинение представляет собой произведение искусства, если в нем не только вода, но и вино, тогда оно неуязвимо в одном отношении и ужасно хрупко в другом. Хрупко, потому что когда пугливый редактор заставляет писателя поменять «стройную» на «пухлую» или «шатенку» на «блондинку», он портит одновременно и образ, и нишу, в которой тот стоит, и всю часовню вокруг него; а неуязвимо, потому что независимо от того, насколько значительно вы изменили образ, его прототип узнается по форме отверстия, оставшегося в фактуре повествования. Но помимо всего этого, субъекты, в изображении которых его обвиняют, слишком безучастны, чтобы объявить о своем присутствии и негодовании. На самом деле им скорее доставит удовольствие послушать толки в литературных салонах – с отчасти знающим видом, как говорят французы[35]
.Вопрос названия – «Траляции» – это другой сапог в паре. Читатели не сознают, что названия бывают двух видов. Название первого вида подбирается недалеким автором или умным издателем после того, как книга окончена.
Хью рискнул заметить, что язык невольно добавляет «нс» после «а», образуя привычное слово «трансляции».
«Язык невежества!» – крикнул мистер R.
С топотком вбежала его маленькая хорошенькая секретарша и сказала, что ему не следует волноваться или перетруждаться. Великий человек с усилием поднялся из кресла и вытянулся во весь рост, дрожа и ухмыляясь, протягивая большую волосатую руку.
«Что ж, – сказал Хью, – я непременно сообщу Филу, как решительно вы настроены в отношении затронутых им вопросов. До свидания, сэр, на следующей неделе вы получите эскиз обложки».
«Бывай, скоро свидимся», сказал мистер R.
19
Мы снова в Нью-Йорке, и это их последний вечер вместе.